Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы

Однако в середине 1970-х, когда я брал интервью у Сметанина, отношение ленинградских рабочих к мастерству уже коренным образом изменилось. Советская пропаганда на все лады воспевала «ударников труда», тех самых талантливых мастеров, но, чем сильней это делалось, тем сильней сказывался обратный эффект. Мало того что при встрече с рабочими высшей квалификации никто уже не снимал шапку, их в трудовых коллективах не любили, а подчас даже ненавидели. Иногда — тихо, а иногда — и в открытую. Причин для этого хватало. Исходя из показателей лучших, всем остальным повышали нормы выработки, а далеко не каждый мог да и хотел изо дня в день вкалывать до седьмого пота. К тому же передовиков прикармливали — путёвками в дома отдыха, санатории и даже за границу, возможностью время от времени покупать дефицитные товары, внеочередным предоставлением отдельной квартиры… Ну, а уж лучших из лучших продвигали наверх — по партийной, профсоюзной или депутатской линии, — туда, где существовала недоступная остальным номенклатурная кормушка.

Расслоение рабочего класса началось с конца 1920-х годов. Уже тогда стахановцев в заводских столовых кормили отдельно, особо калорийным обедом. Это была осознанная и целенаправленная государственная политика, направленная на структурирование рабочего класса. У его подножия находилась низкоквалифицированная масса, необходимая советскому производству, которое во все годы было плохо вооружено современными средствами механизации и автоматизации и потому было вынуждено широко использовать ручной труд. А на вершине — рабочая аристократия. Так создавалась иллюзия, как теперь сказали бы, социальных лифтов.

Однако там, где советская пропаганда отсутствовала, старая петербургская традиция уважения к профессионализму всегда сохранялась среди коллег в полной мере. Это проявлялось, прежде всего, в сферах художественного, конструкторского и научного творчества, где существовала реальная конкуренция.

* * *

16 апреля 1702 года, почти за год до основания Санкт-Петербурга, Пётр I выпустил «Манифест о вызове иностранцев в Россию». Царь гарантировал приезжим судопроизводство в соответствии с принципами римского права, полную свободу вероисповедания (причём при заключении брака с православными разрешал не переменять веру) и открывал возможность поступать не только на военную, но и на гражданскую государственную службу. При этом каждому зарубежному специалисту петровский «Манифест» предъявлял непременное требование: «Вящее обучение народа… дабы наши подданные коль долее, тем вяще ко всему обществу и обходительству со всеми иными христианскими и во нравах обученными народами удобны сочинены быть могли» [1. Т. 2. С. 45]. Иными словами, царь обязывал приезжих обучать русских не только своей профессии, но также европейским обычаям и правилам поведения.

Ещё во время поездки Великого посольства «в Голландии был распространён слух об особенной склонности Петра к протестантизму; рассказывали о его намерении соединить православную церковь с реформатскою; даже передавали басню, будто Пётр, во время пребывания в Кёнигсберге, причастился св. тайн вместе с бранденбургским курфирстом по лютеранскому обряду; говорили о желании царя пригласить в русскую службу протестантских учёных для учреждения университетов и академий» [7. С. 189]. Мифы мифами, но уже всего через несколько лет государевы посланцы зазывали специалистов в разных странах Европы — во Франции, Италии, Голландии, Дании, Англии, Шотландии, Швеции, Финляндии, Норвегии… А также — в центральных и северных немецких землях: Пфальце, Гессене, Тюрингии, Саксонии, Шлезвиге, Гольштинии, откуда и приехало в Петербург подавляющее большинство колонистов. При этом особое предпочтение оказывалось протестантам, и вовсе не только потому, что к католикам православная церковь и светская власть издавна испытывали неприязнь в силу папского экспансионизма. Те принципы протестантизма, которые Макс Вебер описал в своей ставшей потом классической работе «Протестантская этика и дух капитализма» [1905], Пётр I, путешествуя по Европе, разглядел и оценил на два столетия раньше.

Правда, разглядел и оценил сугубо по-своему. Надо думать, его, человека крайне авторитарного, подкупила автономная, фактически без внешнего принуждения, дисциплинированность протестантов. Всю неделю работают с величайшим прилежанием, хотя никто их не подгоняет и вообще не контролирует, а в воскресенье точно к назначенному часу идут в церковь. (Позже Вебер отметил, что эта основная черта протестантизма — Beruf, призвание — отождествляется с понятием «профессия», «занятие».) Даже те, кто едва сводит концы с концами, не ропщут. Вроде свободные люди, а живут в невидимом рабстве. На таких легко положиться.