Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы

Параллельные заметки. Такая терпимость к иностранцам, зародившаяся на невских берегах одновременно с основанием Петербурга, была тем удивительнее, что допетровскую Россию отличали этническое самодовольство и неприятие всего чужестранного. В XVII веке это качество обитателей Московии отмечали многие приезжие европейцы. Например, уже не раз упоминавшийся ганноверский посланник при дворе Петра I Х.-Ф. Вебер писал, что прежде московиты были «самыми тщеславными и прегордыми из людей», «они смотрели на другие народы как на варваров», и эта ««гордость заставляла <их> думать о себе как о народе передовом» [3. С. 30].

Здесь, в Петербурге, в начале XVIII столетия, русские впервые массово столкнулись с иностранцами, которые жили с ними бок о бок, и быстро поняли, что прежние представления о себе и о чужаках не имеют ничего общего с действительностью. Российское массовое сознание начало поворачиваться в противоположную сторону. Минуло всего несколько десятилетий, а восприятие самих себя и европейцев уже поменялось на сто восемьдесят градусов: теперь слишком часто у ««них» всё оказывалось в превосходных степенях, а у ««нас» всё в негативном свете. Российский максимализм и неумение держаться середины — эти, увы, неотъемлемые свойства нашего народа — и тут проявили себя в полную силу.

Именно значимость, которую быстро завоевали в складывающемся обществе молодого города многочисленные лютеране, реформаты и англикане, с их этикой, согласно которой Бог воздаёт каждому не только и не столько за молитву и соблюдение постов, сколько за честно выполненный труд, во многом определила будущую европейско-протестантскую черту характера петербуржцев. Больше того, идеи иностранцев-протестантов о том, что люди должны создать рай на земле (или «град на холме»), «об “избранности" человека перед лицом Бога и его призвании уже с начала XVIII в. прочно вошли в общественное сознание жителей петровской столицы, формируя в сердцах горожан последующих поколений ощущение особой миссии Петербурга и петербуржцев в мировой истории» [4. С. 430]. Или, как отмечал Моисей Каган, создала «психологические предпосылки для формирования духовного склада жителей этого города — той своеобразной социально-психологической структуры, которую соотечественники уже в начале XIX века начнут называть как особый тип россиянина — петербуржца» [16. С. 93].