Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы

Возможно, Пётр с его государственным практицизмом, принял протестантизм за своего рода разновидность рационализма, что было не так далеко от истины, ибо как раз тогда, на переломе XVIII века, рационализм становился доминантой западной культуры. Рационализм и эпоха Просвещения, «царства разума», были близки петровскому пониманию государственной целесообразности и пользы. Неслучайно и свой город он выстраивал по тем же, как он их понимал, рационалистическим принципам — чтобы был «правильным», «регулярным». И с самого начала возвёл три высотные доминанты как рациональную основу будущего государства: Петропавловскую крепость — символ военной мощи и незыблемости веры, Адмиралтейство — символ промышленности, прежде всего опять-таки военной, и Кунсткамеру — символ зарождающейся русской науки.

В северный, суровый, болотистый невский край подавляющее большинство протестантов пригнала материальная нужда. Не случайно многие приехали сюда сразу с семьями. Эти люди принадлежали к самым разным сословиям, и по прибытии каждый принялся за то дело, которое хорошо знал. Очень скоро в строящемся Петербурге нельзя было найти такой сферы, в которой не были бы представлены протестанты. Ремесленнические специальности, промышленные производства, постройка кораблей, торговля, преподавание, наука, административные структуры, армия, флот — и всюду европейцы не просто работали, а задавали тон. Зачастую руководили крупными военными соединениями и важными государственными учреждениями. Имена многих протестантов петровского призыва навсегда остались в истории Петербурга: естествоиспытатель Яков Брюс, первый петербургский археолог пастор Вильгельм Толле, государственный деятель Бурхард Миних, военачальники Роман Брюс, Корнелий Крюйс и Пётр Сиверс… Их было так много, что, по свидетельству современного историка Александра Алакшина, ко времени смерти Петра в Петербурге уже существовали семь основных протестантских общин — четыре лютеранских (три немецких и финско-шведская), три реформатских (голландская, французско-швейцарско-немецкая) и одна англиканская, не считая мелких, стихийно создававшихся и так же стихийно распадавшихся [4. С. 419].

«Влияние петербургских протестантов на процессы развития русской культуры в первой четверти XVIII в. невозможно переоценить. Почти все элементы европейской культуры, привитые русскому обществу в правление Петра, были перенесены на русскую почву протестантами, и именно протестантами Петербурга», — подчёркивает Александр Алакшин [4. С. 430].

Одно свойство этого влияния надо выделить особо. С самого начала «православные и протестанты довольно бесконфликтно существовали на территории одного города, но в своём конфессиональном ареале. <…> Будучи поселенцами в чужой стране, они старались ничем не оскорбить её коренное население — даже составленные европейцами описания России обычно выдержаны в корректном тоне: в них просто, без каких-либо комментариев, чередуются зарисовки русской жизни. <…> На бытовом уровне могли вспыхивать ссоры между петербургскими протестантами и православными; подобные случаи, однако, в источниках не зафиксированы. Православная же церковь в лице своих иерархов демонстрировала подчёркнуто нейтральное отношение к протестантам — Синод лишь регистрировал лютеран и реформатов и давал их пасторам разрешение на деятельность. Русское правительство в какой-то мере даже защищало права протестантов. В Москве, например, православные идеологи, гораздо более жёстко настроенные по отношению ко всякого рода “лютеранским" ересям, устроили показательную казнь иконоборцу Фоме Иванову, но Сенат так отчитал главу московских ревнителей православия, автора будущей книги “Камень веры” Стефана Яворского, что он “плачущи вышел из палаты судебной”» [4. С. 427].

Наверное, сюда же надо включить ещё одну причину бесконфликтного существования православных и протестантов в начинавшем строиться Петербурге: поначалу на новой территории, где ни у кого ещё нет никаких традиций, обычаям каждого народа хватает места, а потом вчерашняя бесконфликтность сама перерастает в традицию. Так с первых дней складывалась петербургская межнациональная и межконфессиональная терпимость, которую теперь принято называть толерантностью.