Постижение России. Опыт историософского анализа

Разве не парадоксально, что организатором и идейным вдохновителем всех исторических потрясений России и в начале века, и в его конце, в конечном счете, оказывалась собственная властная и духовная элита, хуже того, собственное государство, которое вело себя по отношению к собственному народу, как в завоеванной стране. Разве не парадоксально, что управление страной строится так, что всякий раз заканчивается вбрасыванием и страны, и нации в режим чрезвычайщины, в процесс исторического существования, основанного на принципах мобилизационной экономики, политики и идеологии. Парадоксальным является уже то, что в России чуть ли не всякое стремление к ее формационной модернизации, заканчивается стремлением преодолеть ее как Россию, попытками изменить сам тип ее цивилизации. Это уже грань исторического абсурда, граничащего если не с историческим преступлением, то, несомненно, исторической шизофренией. Это все равно, как если бы любая попытка личности овладеть новыми для себя личностными свойствами, всякий раз заканчивалась для нее радикальным и необратимым сломом основ ее идентичности, попыткой стать просто другой личностью.

Много, слишком много парадоксального в нашей истории XX столетия. Но она, несмотря на всю свою парадоксальность, имеет свою логику - логику своей парадоксальности. Ее суть определяется тем, что в России после Октября 1917-го произошло совпадение формационных изменений в ее истории с цивилизационными изменениями самой истории. Поиск новых формационных качеств общества был совмещен с поиском принципиально новых цивилизационных форм бытия в истории, с попыткой преодоления самой истории как истории России, с отказом от основ русско-российской цивилизационной идентичности, от основ национальной идентичности вообще.

России были навязаны принципиально вненациональные формы самоопределения в истории. То, с чем она впредь должна была себя идентифицировать - коммунистический цивилизационный проект,- принадлежало всему человечеству. А потому Россия, русский народ и союзные ему нации впредь должны были базировать свое историческое бытие не на основе саморазвития собственных русско-российских цивилизационных основ и специфики, не на базе собственной цивилизационной логики истории, а на общечеловеческой. В этом проекте сознание собственной самоценности, первичности собственных национальных интересов, исторических целей и смыслов бытия в истории должно было уступить место общечеловеческим в масштабах, разрушительных для основ национального бытия в истории.

И это несмотря на то, что общечеловеческие интересы, цели и смыслы бытия в истории, сама общечеловеческая логика истории - это только абстракция от реально существующей истории, ее действительного многообразия, от того общего, что в ней существует, но существует в богатстве многообразия своего конкретного воплощения, так, как оно, как общее, реально существовать не может. Есть принципиальное различие между общим в голове и его же реальностью в истории. В голове оно существует как абстракция, "в чистом виде", в самой истории - только как основание своего конкретного воплощения и бытия в истории и, следовательно, только в многообразии и через многообразие конкретного, которое превращает любое общечеловеческое начало в национально обусловленное бытие. И иным оно не может быть, коль скоро оно хочет быть объективно-реальным бытием, а не бытием только нашего сознания, ибо общее не существует само по себе вне отдельного, вне форм своего конкретного воплощения. Только в них, только через отдельное всякое общее обретает статус объективно-реального бытия.

В этом смысле общечеловеческие ценности и смыслы бытия в истории, сама общечеловеческая логика истории - это абстракция, реально существующая, но абстракция, на основе которой жить точно так же трудно, как трудно питаться абстракцией плода вместо реально существующего многообразия плодов - яблок, вишни, груш... Поэтому тот, кто попытается положить в основание своего исторического бытия, и тем более цивилизационного, общечеловеческие ценности, смыслы и логику истории, тот неизбежно обрекает себя на нечто странное, в высшей степени неожиданное в истории. На то, чтобы жить в исторической абстракции и исторической абстракцией, а в итоге - в режиме постоянных исторических потрясений, провоцируемых противоречиями между абстрактным и конкретным, общечеловеческим и тем, как оно реально существует в национальных формах своего воплощения, в которых и посредством которых оно только и может обрести свою реальность в качестве нечто общего всем формам своего национального бытия. Иных форм для своего реального существования общечеловеческое в истории обрести не может, ибо не может существовать помимо форм своего национального бытия в истории.