Читаем Постижение России. Опыт историософского анализа полностью

Где источник, доводящий до маниакального постоянства практику исторического творчества не считающейся со сложившимися формационными реальностями России, завышенных представлений о потенциале изменчивости самой социально-экономической ткани социума, с которым именно поэтому можно делать почти все, что заблагорассудится? Откуда стремление к постоянному ускорению социально-экономического развития, желание уже сегодня жить проблемами не завтрашнего, а послезавтрашнего дня? В чем причина навязывания обществу схем социально-экономического развития, которые не имеют серьезных оснований либо в социально-экономической и цивилизационной специфике России, либо в уровне их развития, а потому всякий раз взламывающих сложившуюся социально-экономическую и цивилизационную идентичность общества? Откуда вообще необузданная тяга к социальному экспериментированию, легкость перехода к непродуманному реформированию общества, отказа от одних и освоения новых социально-экономических тенденций и технологий развития? Откуда постоянное стремление начать жить как бы заново, предварительно измордовав экспериментами социально-экономическую реальность? Откуда неуважение к ней как к реальности, стремление преодолеть ее сразу и всю без остатка, отношение к ней как главному препятствию, которое подлежит уничтожению на пути к светлому будущему? Наконец, почему само это светлое будущее не окрашено в русско-российские тона, почему оно национально и цивилизационно безлико? Почему оно должно принадлежать России лишь в той связи и мере, в какой принадлежит всем? Почему Россия как Россия так отчуждаема от "светлого будущего" всего человечества, и является ли оно в этой связи будущим и России, если в нем она умирает как Россия? И так ли оно необходимо России, если в нем не будет места для самой России?

Все это вопросы, ответы на которые восходят к ценностным архетипам цивилизационного проекта преодоления России. Все, что есть Россия, уже только поэтому не стоит уважения и сохранения в истории. Все это подлежит тотальной дискредитации уже в сознании и на этой основе преодолению в истории, ибо то, что исчезает в сознании, после этого и на этой основе неизбежно исчезает и из самой истории. Есть прямая зависимость между дискредитацией сложившейся социально-экономической реальности как российской и самим масштабом и характером ее преодоления и как социально-экономической, и как российской. Чем меньше уважение к ней как к российской, тем меньше уважение к ней как к социально-экономической, тем больше желание преодолеть ее сразу и без каких-либо исторических остатков и уже только на том основании, что она является российской.

Максимализм исторического действия на евразийских просторах России обусловлен постоянно воспроизводимым в России чрезвычайно разрушительным комплексом представлений о ее непреоборимой то ли исторической отсталости, то ли, что еще хуже, принципиальной неполноценности, но, бесспорно, такой инаковости цивилизационных основ ее бытия, которые настолько извращают саму ткань социально-экономической реальности социума, что делают ее принципиально не реформируемой без радикального отрицания.

Поэтому преодоление, тотальное преодоление, не считающееся ни с какими издержками, всякий раз становится лозунгом исторического момента, как только Россия входит в режим исторического реформирования и модернизации. Возникающие противоречия воспринимаются не как нечто вполне закономерное, как необходимое следствие естественноисторического развития России, а как проявление принципиальной исторической ущербности России, самих цивилизационных основ ее бытия в истории. Так открывается пространство для свободы любого отношения к сложившимся социально-экономическим реальностям, для любых способов их реформирования и модернизации, для действий, взламывающих основы сложившейся социально-экономической и цивилизационной идентичности, их соответствия друг другу. Так предельно хаотизируется историческое пространство посредством превращения его в пространство новых цивилизационных экспериментов. В них убивается главное - наиболее органичные способы и пути реформирования и модернизации общества, выстраданные всей национальной почвой национальной цивилизации.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука