Тем самым внешняя, формальная сторона человека (правовой статус) должна быть дополнена внутренней - психической, ментальной - составляющей. Для законодателя, возможно, не имеет принципиального значения мотивация, ценностные предпочтения, социальная идентичность субъекта права, а достаточно определить (классифицировать) его исключительно с точки зрения наделяемых прав и возлагаемых обязанностей. Это же касается и правоприменителя (за исключением случаев квалификации тех составов правонарушений, которые включают факультативные признаки субъективной стороны). Однако законодатель - это коллектив отдельных людей и уже на результат голосования по законопроектам их мотивация и ценностные предпочтения играют весьма важную роль. То же самое можно отметить и относительно деятельности правоприменителя: при разрешении конкретных индивидуальных дел психологические и ментальные моменты играют значение не менее важное, нежели логика, знание законодательства и прецедентов (хотя это тоже ментальные процессы) и т.д. Как доказали «реалисты» США еще в 30-е г.г. XX в., судебное решение обусловлено такими «неюридическими» факторами, как уровень культуры судьи, его возраст, пол, раса, идеологические предпочтения, специфика воспитания и др[850]
. Если право - это экспектация (ожидание) того, какое решение вынесет судья по конкретному делу (О. Холмс), то для знания права (его объяснения) требуется знать все эти «экстаюридические» аспекты, то есть, изучать субъекта права антропологическими методами «качественного» исследования (например, методом включенного наблюдения, биографическим методом, методом ассоциативного эксперимента, глубинным интервью)[851]. Близкую, как представляется, точку зрения развивает канадский философ права Б. Мелкевик, по мнению которого задача философии права - «уважать автономию индивидов (субъектов права) во всем, что касается вопроса о праве»[852]. Традиционная философия права «предала забвению» или реифицировала автономию личности. Современная философия права «в общем строится на необоснованном и радикальном разделении между индивидом, с одной стороны, и субъектом права — с другой. Иными словами, предпочтение отдается концепции «субъекта права» как части некоего параллельного «юридического мира», понимаемого как совершенно отличный от того мира, где живут плотские существа. Здесь речь идет о партикуляристской догме, которая радикально отстраняется от всего, что касается индивида и социального мира, во имя некоего особого мира, населенного понятиями, называемого (повторимся) «юридическим». В этом особом мире именно понятие так называемого «субъекта права» (которое предполагается «юридическим») заменяет собой индивида. Поэтому все касающееся конкретного индивида во плоти и крови становится чуждым и несущественным для философии права (так же как и для догматического/доктринального творчества). Индивид становится чем-то, о чем не говорят, и особенно тем, что не имеет никакой истинной ценности для/в философии права»[853]. «Право, - по мнению Б. Мелкевика, - может существовать только на благо индивидов, но никоим образом не на благо судьи, государства, нации, Системы либо какого-либо еще абстрактного монстра. Право принадлежит собственно только его носителям, и поэтому всегда можно убедиться в том, что именно им позволено «устанавливать право». Иначе говоря, речь идет о том, чтобы гарантировать для них возможность утверждать себя в качестве авторов и адресатов права»[854].Содержание субъекта права (как и социального субъекта вообще), с точки зрения диалого-антропологической методологии, образует процесс представительства, который лежит в основе правовой идентичности. Именно в этом процессе соединяется личностное, индивидуальное начало с безличностным статусом, существующим в обществе. Тем самым человек выбирает роль (правовой статус)[855]
, и воспроизводит ее своими действиями и ментальным образом. В правовой (юридически значимой) деятельности человека и других формах его внешней активности находят выражение (представлены) правовые статусы. Это же касается и коллективных субъектов права: статус, например, государственного органа (как и самого государства) реализует своей внешней активностью конкретный человек с присущими ему психологическими, в том числе, эмоциональными и интеллектуальными, свойствами, которые имеют значение для совершения/несовершения тех или иных юридически значимых действий (начиная от заключения договора и заканчивая началом военных действий).