Постклассическая теория права. Монография.

Эстетика перспективизма связана с децентрированным субъектом. В условиях пространства можно вообразить субъекта, помещенного во множество пунктов наблюдения, рассматривающего объект в центре. Но описать децентрированного субъекта таким образом означает вновь впасть в эстетику сетки. Более радикальный перспективизм конструирует субъекта, изображающего множество ролей и персон. Нет никакого единственного, целого субъекта, а есть, скорее множественность действий субъекта. В отличие от заинтересованного субъекта эстетики энергии, очевидно, децентрированный субъект никуда не движется.

Разобщающая эстетика вносит распад субъекта — момент, в который субъект проходит через язык, мысль, письмо и социальное поведение без какого-либо очевидного чувства самообладания. С одной стороны, непонятно, как этот вид субъекта будет связываться с правовой практикой. С другой стороны, конечно, это момент мышления, момент, когда отношение, или различие, или решение, которые ранее имели большой смысл, не имеют никакого смысла вообще»[113].

Постмодернизм, представленный «эстетикой перспективизма», по мнению П. Шлага, «децентрирует» субъекта права. Представьте, что «субъект, - пишет П. Шлаг, - больше не является посторонним или неуязвимым для игры перспектив, зато эта игра перспектив начинает формировать, направлять и даже организовывать субъекта. С этим изменением казавшийся ранее единым, самонаправляемым, последовательным интегрированный субъект теперь становится сущностью, изменяющейся в зависимости от игры перспектив. Любые всеобъемлющие принципы или структуры, которые однажды, казалось, организовывали субъекта (душа, воля, автономия, индивидуальность и все что угодно), теперь децентрированы.

Именно этот образ децентрированного субъекта (субъекта без устойчивого центра и субъекта, более не являющегося центром) позволяет постмодернистским философам говорить о случайном, изменчивом и даже о нецелостном характере субъекта. И этот же образ позволяет структуралистам и постструктуралистам говорить с сожалением в сверхдраматических тонах о «смерти» автора, человека, возможно, даже субъекта.

Однако под угрозой в этих разнообразных утверждениях является не столько ликвидация автора, человека, субъекта, сколько развенчание определенного образа автора, человека и субъекта как единого, самонаправляемого, последовательного и интегрированного./.../

Как только обнаруживается, что субъект вовлечен в игру перспективизма, появляется возможность нести ответственность за его действия. Судья больше не воспринимает право как данность. Он понимает, что его понимание и восприятие права зависят не только от перспективы, с которой он видит право, но и от субъекта, который приводится в действие, рождается, чтобы видеть право. Осмысление права, создание права теперь включают работу над субъектом.

Эта работа над субъектом не является просто внутренним диалогом. Перспективист безоговорочно принимает то, что представления и обязательства других уже формируют право. В эстетике перспективизма право воспринимается как результат совместного производства многих различных деятелей — судьи, законодателя, юриста, бюрократа, гражданина и т. д., объясняющих право с точки зрения его значения для других»[114].

В программной статье «Проблема субъекта», не уступающей по объему книге, П. Шлаг обоснованно утверждает, что в американской юриспруденции имеет место «систематическое и фундаментальное забвение субъекта»[115]. Он пишет: «Американская правовая мысль концептуально, риторически и социально сконструирована так, что избегает конфронтационного вопроса - кто или что мыслит о праве или продуцирует право»[116]. Объективация права, приводящая к исчезновению субъекта, проявляется, в частности, в использовании местоимений таким выдающимся для юриспруденции США теоретика, как декан Гарвардской школы права Кристофером Колумбусом Лангделлом. П. Шлаг замечает, что когда Лагнделл говорит и пишет о вопросах педагогики, он всегда использует личное местоимение «Я». Когда же дело доходит до права, то он уже использует безличные местоимения или обороты («таким образом», «представляется», «дебитор становится лично обязанным кредитору» и др.), заставляя читателя не принимать в расчет индивидуального субъекта[117].

Постмодернизм в вопросе экспликации субъекта права стремится к методологическому номинализму: субъектом права является исключительно человек. Правовой статус человека и коллективных образований как юридических фикций может быть разным, но в любом случае носителем правового статуса всегда выступает индивид.

2.4. Правовой релятивизм

Релятивизм как методологический ориентир постмодернизма был подготовлен ходом эволюции науки и мировоззрения XX в. В научном плане он был обусловлен признанием невозможности существования единственного способа описания действительности, осмысленного в классической физике начала XX в. и привел к формулированию принципа дополнительности.