Постклассическая теория права. Монография.

Релятивизм права обосновывается философским релятивизмом, сформулированным в сер. XX в. в аналитической философии. Со времен У.О. Куайна постулируется, что такие исходные принципы морали, как свобода, справедливость, добрые нравы и др. принципиально по-разному трактуются в разные исторические эпохи и в разных культурах. Так, А. Вежбицка - лингвист с мировым именем - доказывает, что свобода (а право - это мера свободы практически при любом типе правопонимания) для западного европейца - это благо, выражающее возможность совершения действия, ограниченная свободой другого. Для славянина (поляка или русского) - это «вольность», вседозволенность, «перешагивание границ» (хотя скорее тоже благо). А для японца свобода - это антиценность, т.к. наделена значением противопоставления себя коллективу[129]. В связи с этим можно согласиться с позицией И. Берлина, по мнению которого не существует окончательных ответов на вопросы, относящиеся к ценностям: нравственности, политики и др. По его мнению, плюрализм является главным знамением нашей эпохи, а поэтому «каждая культура имеет свои собственные признаки. Которые должны быть поняты сами по себе»[130]. О невозможности рационального выбора между различными моральными ценностями писал А. Макинтайр, для которого понятия справедливости, морали, права следует признать релятивными по отношению к конкретной традиции. Поэтому с его точки зрения не существует теоретически нейтральной, дотеоретической основы, позволяющей рассудить спор конкурирующих мнений[131]. Эта проблема в политологии с легкой руки У. Гэлли еще в 1955 г. получила наименование «сущностной оспариваемости» («essential contestability») таких понятий, как справедливость, свобода, демократия в силу их принципиальной многозначности, комплексности, ценностной природы критериев определения. Такого рода понятия, писал Гэлли, не имеют приоритета друг перед другом, поэтому каждая точка зрения может быть теоретически обоснована и оспорена. Более того, установить эмпирическим путем адекватность этих принципиально разных позиций невозможно. Поэтому спор между ними в принципе неразрешим[132]. Р. Дворкин, который не является ни сторонником юридического релятивизма, ни тем более постмодернистом, тем не менее, в этой связи заявляет, что у принципов права и судебных решений нет прямой связи[133], а неопределенность стандартов, лежащих в основе Конституции, неизбежно вызывает разногласия при их использовании «разумными людьми доброй воли»[134]. Поэтому «слово «права» в разных контекстах имеет разную силу»[135]. Известный антрополог Р. Д’Андрад утверждает, что между конститутивными нормами (культурными институциями, которые можно считать принципами права) и регулятивными нормами нет связи, подчиняющейся законам логики: многие конститутивные правила могут быть связаны с совершенно разными нормами, относящимися к разным субкультурам[136].