Постклассическая теория права. Монография.

Следует заметить, что с точки зрения социального конструктивизма конструктами являются также этносы, нации, традиции[197] и даже человеческая самость (self). Последний аспект особо значим для ситуации постмодерна - «расколотости» личности[198]. В XX в. на смену классическому представлению о Я приходит его постклассическая концепция, главными характеристиками которой выступают непрозрачность, утрата очевидности и целостности[199]. «Я» оказывается концепцией[200], нарративом, совокупностью всех жизненных сюжетов, в которых оказывается Я. Содержанием Я-конструции выступает идентичность, связывающая прошлое, настоящее и предвосхищаемое будущее, приписываемая себе человеком. «Под идентичностью в контексте нарратива и дискурса, - пишет Е.О. Труфанова, - мы можем понимать способ, которым различные жизненные сюжеты конструируются в единую последовательную жизненную историю, автором которой является Я»[201].

При этом выбор идентичности ограничен как историческими и социокультурными рамками контекста, так и действиями власти по конструированию социальных субъектов - ранжированию определенных качеств людей по социально значимым (с точки зрения власти) типам. Важную роль в этом процессе играет используемая властью идеология, которая, как отмечает Л. Альтюссер, осуществляет узнавание и интерпелляцию (запрос, призыв) субъекта, а тем самым его рекрутирование. «Идеология «действует», или «функционирует» так, что среди индивидов она «рекрутирует» субъектов (она рекрутирует их всех); или «трансформирует» индивидов в субъектов (она трансформирует их всех). Происходит это в той самой операции, которую я называю интерпелляцией, или окликанием. Эта операция стоит за самыми обычными действиями, например, когда полицейский (или кто-нибудь другой) окликает тебя: «Эй, ты!»... Индивид, которого только что окликнули на улице, обернулся. В результате этого «психологического поворота на сто восемьдесят градусов» он превратился в субъекта. Почему? Потому что он распознал, что оклик был «действительно» адресован ему и что «окликнули действительно его» (а не кого-то другого)... И вы, и я всегда уже субъекты и как таковые постоянно исполняем ритуалы идеологического узнавания, гарантирующего, что мы действительно есть конкретные, индивидуализированные, различимые и (естественно) незаменимые субъекты»[202].

Вышеизложенные рассуждения дают основание для того, чтобы предложить следующую конструктивистскую «картину» правовой реальности: 1) любое правовое явление (процесс, институт) существует в трех модусах бытия - в виде массового поведения, знаковой формы и ментального образа, включая индивидуальные, групповые и коллективные (социальные, общественные) формы проявления, взаимодействующие друг с другом; 2) правовое явление является результатом предшествующей практики, в том числе, означивания, в определенном смысле результатом произвола (по отношению к предшествующим явлениям и практикам), который, впрочем, не может быть каким угодно, выступая, в то же время, относительно устойчивой структурой - массово повторяющимся поведением, зафиксированным знаком и общепринятым ментальным образом; 3) оно никогда не является окончательно завершенным, а находится в состоянии постоянного переосмысления, а тем самым, трансформации; 4) правовое явление (институт) как целостность является символическим (воображаемым) восприятием массово воспроизводимых общественных интеракций, в то время как его внешнее проявление, фактическая данность - не что иное, как действия и представления конкретных людей.

Социальный конструктивизм, отрицая заданость правового мира, утверждает его многообразие, возможность изменения к лучшему и, следовательно, личную ответственность за его современное состояние. Выступая в оппозиции к «наивному социальному реализму» он запрещает выдавать частные, индивидуальные интересы и стремления за общественные и, тем самым, говорить от имени социального целого[203].

Подводя промежуточный итог, можно заключить, что постмодернизм вскрывает важные, актуальные проблемы адекватного сегодняшнему дню правопонимания - понимания правовой реальности. При этом он не предлагает свой вариант ответа на выявленную проблематичность ускользающего правового бытия. Но уже сама «постановка диагноза» несет потенциальную возможность «лечения заболевания».

3. Пост-постмодерн в юриспруденции как поиск позитивной программы. За пределами постмодернизма (из ненаписанного Г. Берманом)