Петтман пишет, что либидо имманентно экологично, поскольку рождается из симбиотических отношений и ищет их, и что в прошлом, пока не произошёл явный разрыв между человеком модерна и природой, у людей было понятие о либидинальной экологии, незамутненной экономикой; теперь оно колонизировано денежными отношениями. Можно понимать либидинальную экологию сегодня в буквальном смысле — как заниматься экологичным сексом: не практиковать секс-туризм, выбирать перерабатываемые игрушки, стряпать домашний лубрикант из кукурузной муки и воды, не юзать латексные презики, не заводить детей, потому что быть чайлдфри-персоной значит за год произвести на 58.6 тонн углерода меньше[144]
(для сравнения, отсутствие машины за год экономит 2.4 тонны). А можно принять либидинальную экологию как радикальный проект ближайшего будущего и ответ на климатическую катастрофу и шестое массовое вымирание видов, происходящее прямо сейчас. В тексте Three Ecologies[145] 1989 года Феликс Гваттари пишет, что «настоящий ответ на экологический кризис в глобальном масштабе возможен при условии, что он вызовет подлинную политическую, социальную и культурную революцию, изменив цели производства как материальных, так и нематериальных благ», — имея в виду, что нужно сосредоточиться не только на внешне видимых отношениях власти в большом масштабе, но и на молекулярном уровне чувствительности, ума и желания. Петтман говорит о том же, в качестве новой либидинальной экологии призывая к радикальному пересмотру желания, страсти, любви и интимности, — с включением их в планетарное пространство и с обретением чувствительности к экологической матрице, с которой мы взаимозависимы. Жижек писал, что сегодня люди не занимаются сексом, а дрочат с живым партнёром; это может быть неизбежная ситуация для человека вообще (как Лакан уверял, что «сексуальных отношений не существует» и удовольствие невозможно из-за радикальной асимметрии между мужчиной и женщиной), но это точно видимый результат либидинальной экономики, превращающей мужчин в производителей оргазма[146] и сохраняющей асимметрию, делающей гетеросексуальные отношения, по Лакану, не «натуральными», а нормативными: само отсутствиеКратко подытожу: мы живём в эпоху, называемую антропоценом, когда стало очевидным катастрофическое влияние человеческой деятельности на климат и на массовое вымирание видов. Эта деятельность движима либидинальной экономикой — неуёмным драйвом, который ставит краткосрочную прибыль выше устойчивого существования и человека, и планетарной экологической системы[148]
. Экономика, которую защищают от эко-активистов на всех уровнях, насквозь пропитана сексуальными подтекстами; призывая потреблять, она обращается к сексуальному желанию людей, одновременно унифицируя и упрощая его до серии оргазмов; кроме того, бизнесы, напрямую связанные с сексуальной сферой, являются одними из самых прибыльных. Мыслить экологично, как пишет Тимоти Мортон, — значит не просто сортировать мусор, а принять как реальность то, что на планете всё со всем связано; не в прекраснодушном смысле «нью-эйджевской философии», а в буквально биологическом; об этом написано уже очень много книг, из самого свежего — пятитомник Kinship[149], вышедший в 2021 году и рассказывающий о родстве живых и неживых существ, последовательно с планетарного уровня до молекулярного; эта простая мысль до сих пор затемняется межвидовыми барьерами и идеей о человеческой исключительности. Секс между людьми является частью этого колонизированного либидо, а значит, для полноценных изменений (то есть возможности человека действительно