Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей

Похожая ситуация была в восьмидесятые и девяностые, когда биомедицина сосредоточилась на сексуальных дисфункциях, а маркетинг вокруг запатентованной в конце 90-х виагры оказывал давление на мужчин, в том числе пожилого возраста, призывая их сохранять и поддерживать свою сексуальную потенцию. В-пятых, существует буквальная стигматизация людей, определяющих себя как асексуалов, о чём свидетельствуют исследования и опросы в университетах и на рабочих местах; явно заявляющим о себе асексуалам тяжелее даже снять квартиру в аренду, чем гомосексуалам и, конечно, гетеро-персонам. Асексуалов либо патологизируют, заявляя, что их состояние — отклонение от нормы, заболевание или результат травмы, либо подвергают сомнению их адекватность/автономность: «ты ещё не встретила того самого человечка; откуда ты можешь знать об этом; асексуальности не существует; все люди хотят секса; это период такой, пройдёт; давай я тебе помогу раскрыть сексуальные чакры» и так далее. Асексуалов часто не принимают в квир-сообщества, считая их только союзниками ЛГБТК+: «раз нет влечения, нет и ориентации». Но асексуалы и аромантики, особенно деми- и грейсексуалы, могут быть ориентированы на персон своего пола или противоположного, или обоих, если вообще думают в категориях гендерной бинарности; асексуалы также могут быть участниками полиаморных партнёрств и платонических квир-союзов, а значит — потенциально стигматизироваться и по этим категориям. Асексуалы, естественно, могут заниматься сексом — и не всегда принудительным: это может быть частью компромисса в партнёрстве с аллосексуальным человеком.

Современное общество гиперсексуализировано, но сексуализация сама по себе не ведёт к компульсивной сексуальности, а только делает вклад в неё. Принудительная сексуальность характеризуется тем, что один тип отношений считается главнее, важнее и полноценнее, чем все остальные, считается единственным возможным источником настоящего удовольствия. Как мы уже выяснили, говоря про аматонормативность, это приводит к тому, что дружеские и платонические отношения и союзы размещаются ниже в иерархии, хотя для огромного количества людей это источник гораздо более важных регистров интимности, чем (гетеро)сексуальный брак. Но тождество сексуальности и нормальности используется и в других контекстах для о/расчеловечивания и дискриминации разных категорий людей. Мы уже говорили, что в расистских обществах расово иные изображаются либо гиперсексуальными, как темнокожие женщины в США (что делает их животноподобными), либо, наоборот, носителями отсутствующей сексуальности, что делает их меньше-чем-людьми. Также исследования сексуальности и инвалидности показывают[157], что, когда группу людей в культуре или медиа хотят изобразить «более человечной», её членов наделяют сексуальностью; показывая людей с особенностями в секс-контекстах, как бы говорят: «инвалиды такие же, как мы». Общественные кампании по борьбе с эйджизмом обращают внимание на сексуальную жизнь пожилых людей: «старики тоже трахаются»; но внимательные исследования того, что называется later-life sexuality, показывают связь асексуального эротизма с формами интимности у пожилых людей: для них становятся важны прикосновения, разделение общего удовольствия, звуковые и голосовые аффекты, — не как замена генитальному коитусу, а как самоценные формы близости.