Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей

Из этой модели следует, что женщины или любые тела с женской социализацией не могут применять насилие никак иначе, кроме формы самозащиты. Но эмпирические свидетельства показывают, что, вообще-то, женщины чуть ли не так же часто, как мужчины, инициируют насилие в отношениях (с поправкой на степень его тяжести), в том числе по отношению к детям, — и у них для этого есть разные причины: ревность, желание контролировать, злость и ярость, фрустрация, вообще причины, которые приводят человека к насилию. Деконструкция бинарности, в которой мужчина-всегда-насильник, женщина-всегда-жертва, а власть — статична, помогает более подробно увидеть те множества вариантов, в которых женщина становится жертвой или использует насилие — как в гетеро-, так и в квир-отношениях. Это подтверждают и интуиции квир-теории: далеко не всегда гендерная роль совпадает с «биологическим полом» и далеко не всегда она статична и неизменна; в разных ситуациях и в разных отношениях мужчины и женщины, как и транс- и небинарные персоны, практикуют разные степени маскулинности или феминности, а значит, разные степени подверженности или вероятности проявления насилия. Также квир-теория и гендерная социология дают понять, что раз у персоны есть возможность производить гендер, то есть и возможность его «отменять» (undoing gender) — менять своё поведение в сторону менее насильственного. Гендер является одновременно причиной и следствием насилия; любой мужчина хоть раз в жизни слышал, что вести себя по-мужски — значит проявить строгость, насилие, настоять на своём; таким образом, докса определяет насилие как способ быть более маскулинным, и мужчины ему следуют, когда чувствуют угрозу своей мужественности. Но раз маскулинность может перформатироваться в сторону увеличения насилия, то возможен и обратный процесс. Авторы цитируют исследование, в котором анализируется, как теоретики семьи и феминистские теоретики, обращаясь к насилию в парах, говорили, по сути, о двух разных феноменах: в первом случае речь идёт о так называемом commons couple violence — когда насилие случается в парах, где нет явного дисбаланса власти: оба партнёра не боятся друг друга и не зависят друг от друга в явной степени, тем не менее насилие случается и его акторами могут быть оба партнёра; во втором же случае речь идёт о патриархальном терроризме, который становится возможен из-за дисбаланса власти.

Наконец, авторы обращаются к квир-насилию, с которого я начал эту главу; когда одна лесбиянка абьюзит другую, сложно сказать, что она таким образом выражает патриархат. Квир-насилие, как и насилие в гетеросексуальных семьях/партнёрствах с примерно равным объёмом власти у обеих сторон, показывает множественность причин возникновения абьюза в парах. Не всё насилие межличностное, как и не всё межличностное насилие — результат воспроизводства межличностного насилия в детстве; насилие может быть как коллективным (войны, вооружённые конфликты, подавление протестов силовиками), так и коллективно-производимым; ООН относит к гендерному насилию принудительную секс-работу и траффикинг, насилие, связанное с приданым, харассмент на рабочем месте и в учебных заведениях, дейт-рейп или внутрибрачное изнасилование, — многое из этого не существует в отрыве от социальной реальности. Большинство исследований о методах предотвращения абьюза указывает на необходимость системной борьбы с сексизмом, гомофобией, расизмом, классизмом, эйблизмом и другими дискриминациями, создающими насильственные ситуации. Это значит не только то, что, например, гетеросексуальные люди могут выступать акторами насилия на почве гомофобии, трансфобии или расизма; это значит и то, что масштабы стыда и унижения, которым подвергается гомосексуальный человек в гомофобном обществе, могут довести его до ситуации (в т. ч. в отношениях с партнёром), из которой он не будет видеть выхода, кроме насильственного. Мы также знаем, что экономическая незащищённость в детстве часто приводит к тому, что у персоны нет достаточных возможностей социализироваться, освоить ненасильственные методы коммуникации. Те же самые экономическая прекарность и депрессивная ситуация в стране часто компенсируются авторитарными режимами за счёт раскручивания национал-патриотической идеологии; людей, и особенно мужчин, уже часто имеющих предрасположенность к насилию в виде традиционной маскулинности, это сподвигает компенсировать стрёмную жизнь за счёт насилия в адрес других. В России за последние 15 лет довольно ясно видно увеличение уровня насилия или насильственной риторики параллельно с ухудшением качества жизни.