Постмодерн. Игры разума

651. «Я помню, что тогда я охотно остался бы там подольше» Какая картина этого желания встает у меня в душе? Никакой вообще. То, что я вижу в своих воспоминаниях, не дает мне никакого ключа к моим чувствам. И все же я совершенно отчетливо помню, что они были.

652. «Он смерил его недружелюбным взглядом и сказал» Читатель рассказа понимает это; в его сознании не возникает на этот счет ни малейших сомнений. А ты заявляешь: «Ну да! Он примысливает значение, он его угадывает». Вообще-то нет. Вообще говоря, он ничего не примысливает и не угадывает. Но возможно также, что позже выясняется притворство враждебного взгляда и слов, или же у читателя остается сомнение в их подлинности, и тогда он действительно угадывает какую-то возможную интерпретацию. А в таком случае он прежде всего угадывает некий контекст. Он скажет себе, например: эти двое, которые здесь так враждебны друг другу, на самом деле друзья и т. д.

653. Представь себе такой случай: я говорю кому-то, что шел определенным маршрутом, руководствуясь заранее приготовленным планом. Я показываю ему этот план, составленный с помощью линий на бумаге; но не могу объяснить, в каком смысле эти линии являются планом моего движения, не могу дать никаких правил истолкования плана. И все-таки я следую этому чертежу, выказывая характерные признаки прочтения карты. Я мог бы назвать такой чертеж «приватным» планом, а явление, описанное мной, «следованием приватному плану». (Но конечно, это выражение очень легко приводило бы к недоразумениям.)

Ну а можно ли сказать: «Я как бы вычитываю по карте то, что некогда уже собирался действовать так, хотя никакой карты нет»? Но это всего-навсего означает, что в подобном случае я склонен заявить: «Определенные душевные состояния, о которых я помню, прочитываются мною как намерение действовать таким-то образом».

654. Вот в чем наша ошибка: мы ищем объяснение там, где факты следует рассматривать как «прафеномены». То есть там, где требуется сказать: играется такая-то языковая игра.

655. Речь идет не об объяснении некоей языковой игры нашими переживаниями, но о ее констатации.

656. С какой целью я говорю кому-то, что раньше испытывал определенное желание? Понимай языковую игру как то, что первично! А чувства и т. д. как способ рассмотрения, интерпретацию языковой игры!

Можно было бы спросить, как человек вообще когда-то пришел к словесному выражению того, что мы называем «сообщениями о прошлых желаниях или прошлых намерениях».

657. Представим себе, что такое высказывание всегда принимает следующий вид: «Я сказал себе: «Если бы я мог остаться подольше!»» Целью такого сообщения могло бы быть оповещение других о моих реакциях.

658. Представь, что мы всегда выражаем намерение человека такими словами: «Он словно бы сказал самому себе: «я хочу»» Это картина. Я же сейчас пытаюсь узнать, как употребляется выражение «словно бы сказать что-то самому себе». Ведь оно означает нечто иное, чем фраза: сказать что-то самому себе.

659. Почему, не ограничиваясь рассказом о том, что я сделал, я хочу сообщить ему и свой замысел? Не потому, что мой замысел тоже был чем-то совершавшимся в то время. А потому, что хочу сообщить ему что-то о себе, нечто, выходящее за рамки того, что тогда произошло.

Говоря, что я хотел сделать, я раскрываю ему свой внутренний мир. Но не на основе самонаблюдения, а с помощью некоторой реакции (ее можно было бы также назвать интуицией).

660. Грамматика выражения «Я хотел тогда сказать…» родственна грамматике выражения: «Я мог бы тогда продолжить».

В одном случае припоминается намерение, в другом понимание.

661. Я вспоминаю, что имел в виду его. Вспоминаю ли я при этом некий процесс или состояние? Когда оно началось, как протекало и т. д.?

662. В несколько иной ситуации вместо того, чтобы молча поманить человека пальцем, говорили бы кому-то: «Попроси N подойти ко мне». В таком случае можно сказать, что слова «Я хочу, чтобы N подошел ко мне» описывают мое душевное состояние в данный момент, а можно этого и не сказать.

663. Когда я говорю «Я имел в виду его», в моем сознании может вставать картина того, как я смотрел на него и т. д. Но эта картина всего лишь иллюстрация к некоей истории. Из самой картины в большинстве случаев невозможно вообще ни о чем заключишь; лишь зная эту историю, мы разбираемся в картине.

664. В употреблении слова можно разграничить «поверхностную грамматику» и «глубинную грамматику». То, что непосредственно запечатлевается в нас при употреблении слова, это способ его применения в структуре предложения, та часть его употребления, которую мы, так сказать, в состоянии уловить на слух. А теперь сравни глубинную грамматику, скажем, слова «подразумевать» с тем, какие ожидания вызывает поверхностная грамматика этого слова. Неудивительно, что в этом так трудно разобраться.