Писать «после Освенцима» как и/или «после Деррида» всегда приходится в непривычных условиях необратимо изменившейся ситуации. Вместо автоматического продолжения того же самого перейти к рефлексивной и рефлектирующей практике (зло)употребления (обоюдо)острым и всё разъедающим арсеналом взрывоопасного инструментария, с которым вообще непонятно что делать, хотя не делать тоже уже не получается… Мысль скрывается/порождается текстом – наивная наглядность этой навязчивой оппозиции таит двусмысленность иллюзии воплощенного в экране жеста, который демонстрирует, скрывая, и утаивает, раскрывая. Метафора метафоры. Понятие понятия. Понимание понимания [648]. Природа природы [379]. Производство произведения. Обезоруживающе прямые перформативные провозглашения. В какой степени в/для современной философии можно разделить средства и материал работы, когда одно нечувственно превращается в другое и неизбежно становится затем (втор)сырьем для всё новой и новой переработки? Образцы, которые (не)нужно повторять. «Студент такой-то, деконструируй то-то и то-то», предполагающее обязательно «и тот, бывало, деконструирует…» Можно продолжать безотчетно пользоваться старыми инструментами, уже не отличая их от собственных рук, даже за пределами их потенциальной действенности, рассматривая любой критический разбор как еще одно поле для их применения. Но зачем? Проблема не столько в «отношении» («А как вы относитесь к месье Д.?» – «Я к нему не отношусь!»), сколько в продуктивном и конструктивном – действенном и действующем – осмыслении опыта прочтения и перечитывания текстов философии. Не столько в освоении и присвоении наследия (вкупе с прилагающимися политиками дележа оного), сколько в настройке собственных оптик и слуха, а также письма. Не столько в «рецепции» и ее обсуждении, сколько в изменении собственной работы.
Обрисованный проект, понятное дело, только намечен, причем весьма схематично – для наглядности позиционирования были приняты в качестве незыблемых противопоставления типа: настоящая философия – философская симуляция, смысл – бессмыслица, творчество – производство и т. п. При более тонком и внимательном подходе необходимо учитывать также, что оценивание философских концепций может осуществляться весьма различными способами (вплоть до взаимоисключающих) – которые даже нельзя, строго говоря, назвать субъективными, поскольку такая атрибуция сама по себе предполагает уже абсолютизацию классической субъект-объектной бинарной оппозиции как фундаментальной и системообразующей, что совершенно не самоочевидно в широком контексте философствования, особенно в свете принципиально неклассических стратегий, стремящихся исключить из рассмотрения подобные оппозиции как таковые. Ведь даже на экспертный опрос философов (кстати, а кто должен отбирать самих экспертов?) не могут не оказывать серьезного влияния PR-акции, совершаемые (неважно, сознательно и специально или стихийно и автоматически) издательствами, СМИ, академическими и учебными заведениями, фондами и иными социальными институциями – конечно же, репутация в этой области будет важнейшим символическим капиталом [ср. 78] со всеми вытекающими отсюда последствиями. Понятно, что даже идея индивидуальности или личности, противостоящей обществу, не может появиться извне самого общества (хотя бы потому, что вне общества человек, как известно, не существует) [ср. 609], так что невозможно полностью противопоставлять и оригинальность банальности, а новаторство традиционности, так как мысли, совершенно выпадающие из всех и всяческих рамок, просто не будут восприниматься вообще как мысли, не говоря уже о возможном отнесении их по ведомству безумия, нонсенса и т. п. К тому же провозглашение плюрализма в преподавании неизбежно вынуждено допустить – под угрозой нарушения собственных принципов – утверждение установок и полного авторитаризма. Само собой разумеется, наконец, что никакие – самые лучшие или самые худшие – образовательные модели (а совершенных моделей не бывает) не осуществляются автоматически, поэтому, несмотря на все усилия, вполне возможны разные варианты: вопреки всем тенденциям и в классической системе возникали гении; и наоборот, никакая замечательная система не застрахована от дураков. Впрочем, не ошибается тот, кто ничего не делает, а у великих людей и ошибки великие, и только самовлюбленная европейская ментальность, помешанная на безрассудно-безоглядном стремлении к успеху, почти полностью игнорирует неудачи, вместо того чтобы на них хотя бы учиться. Или подвергать их философскому осмыслению.
§ 2. Следование правилу как демонстрация гибкости и связности социокультурных эстафет