Постнеклассическое единство мира

Вся парадоксальность проблемы следования правилу проявляется также и в том существенном обстоятельстве, что, несмотря на невозможность строго однозначного решения о соответствии правила и его выполнения, в практической жизни люди как-то умудряются такое соответствие устанавливать. Витгенштейн отмечает: «Это – согласие не мнений, а формы жизни» [109, с. 170]. Остается непонятным всё же, как именно может быть установлено подобное соответствие, ведь, строго говоря, невозможно повторить [ср. 176] в точности ни одно действие – как, например, нельзя еще раз очистить уже очищенный фрукт или овощ. С другой стороны, «отдельно взятый образец в принципе не может быть однозначно воспроизведен в силу того, что всё на всё похоже в том или ином отношении. …Иными словами, образец сам по себе не задает четкого множества возможных реализаций», – подчеркивает М. А. Розов [444, с. 67]. Однако образцов много и правил тоже, так что в этом смысле появляется возможность согласования.

Бибихин замечает по этому поводу: «Всякое следование однако сначала открывается как элементарно простое. Попадание в то (же) самое создает доходчивую ритмичность. На почве ритма возникает – через повторение того самого – некая протяженность. Она создана тожеством. За тожеством естественно следует нетожество – всякое тожество уже есть нетожество, – а с нетожеством появляется другое. Так элементарным следованием тому самому создается ряд вещей. Мы знаем это по себе как простейшее и исходное. Почему всё не должно было возникнуть в том же порядке?» [54, с. 370]. Иными словами, в постоянно повторяющейся практической деятельности разворачивается игра тождественного и различного. Для правильного срабатывания правила обязательно требуется наличие «некоторого правила идентификации, т. е. распознавания „того же самого“, „подобного“, т. е. ситуации… как именно той ситуации, когда правило уже применялось и, следовательно, уместно сейчас. Но это уже предполагает определенное знание, существующее помимо знания правила и позволяющее правильно применять это правило, своего рода навык распознавания и отождествления» [113, с. 16]. То есть требуется опознавать тождественные – в корректном, нужном и правильном смысле – ситуации.

Поэтому стоило бы всё-таки сделать следующий рефлексивный шаг – в постнеклассическом стиле концепции социальных эстафет – и констатировать, что способы воспроизведения эстафет тоже передаются по эстафетам, а образцы демонстрируют также способы работы с образцами. Так что в противоположность классическим тождеству и различию – предположительно наличествующим – корректнее было бы утверждать, что правила выполняются в соответствии с произведенным отождествлением всё новых предметов и действий с образцом. Отождествлением, устанавливаемым каждый раз заново в русле конкретной эстафеты и одновременно производящим различение со всеми остальными предметами и действиями. В этом смысле тождество и различие выступают результатом произведенных операций отождествления и различения, а согласие – результатом согласования.

Социальными эстафеты делает, конечно, вовсе не причастность к какой-то особой субстанции социального, наоборот – именно благодаря выполнению и воспроизведению эстафет возникают и могут устойчиво поддерживаться акторно-сетевые связи и отношения, делающие общество обществом [ср. 284]. Именно в социальном контексте и может происходить следование правилу, что было ясно еще Витгенштейну: «Невозможно, чтобы правилу следовал только один человек, и всего лишь однажды. Не может быть, чтобы лишь однажды делалось сообщение, давалось или понималось задание и т. д.» [109, с. 162]. И дело здесь, по-видимому, не в коллективности как таковой, противостоящей индивидуальности[316], или же социальности как воплощении более или менее конструктивистского выражения перформативно утверждающей себя конвенции[317], но в выявлении действенных механизмов работы правил. «Если эстафетный механизм всё же постоянно срабатывает, то только потому, что мы имеем дело не с одним, а с множеством образцов, ограничивающих друг друга; образец становится образцом только в контексте других образцов, других эстафет, только в составе определенных эстафетных структур. Это означает, что понять механизм эстафет нельзя в рамках элементаристских представлений: отдельно взятых эстафет просто не существует и не может существовать, они возникают в рамках некоторого эстафетного универсума, в рамках определенной социальной среды», – поясняет М. А. Розов [444, с. 67]. Тем самым нелокальные и нелокализуемые эстафеты могут локализовать и в достаточной степени фокусировать и нормировать воспроизводство образцов – по крайней мере, в пределах практической необходимости.