Помню, как меня готовил перед миссией Кабуто, прихорашивал, делал прическу и приводил в порядок лицо. Зачем - непонятно, хотя параллельно очкарик вел инструктаж. Он все приговаривал, что красота делает окружающих к тебе добрее, снисходительней, якобы то, что судьба выделила нас среди толпы, рождает восхищение, которое сами люди могут не осознавать, но будут следовать ему до самого конца. Все его замечания сводились к тому, что люди ненавидят меня не только за мое бремя дзинтюрики, но и мое нежелание делится с миром собой.
Хотела бы я спросить его, считает ли он меня красавицей после всего, что со мной сделали люди, остановило ли их восхищение или жалость. Я по-прежнему оставалась чудовищем. И теперь мой облик соответствовал прозвищу. Тело сплошь покрыли гематомы и кровоподтеки, все было в порезах и ранах. Местами кожа загноилась, но в моем положении были просветы. В беспросветной тьме меня утешал лис. В тот раз я впервые почувствовала его эмоции. Мое тело стало залечиваться, его сила пропитала всю мою сущность, но чакра не могла вырваться. На мне была странная печать, она не давала возможности контролировать энергию инь и янь, похоже, ее поставили, когда я отрубилась. Но забота лиса меня тронула.
- Еще рано... Подожди немного, и мы с тобой вернем все долги, - услышала я властный, могучий голос в голове.
***
В моей жизни часто случалось, что я получала раны. В детстве, когда я проявляла непоседливую натуру, затем в академии, постоянно получая растяжения и вывихи от бесконечных тренировок, и самые неприятные, когда стала куноичи. Все это время я была благодарна своей невероятной регенерации, но не сейчас. То, что на мне все заживало, как на собаке, лишь усугубляло мое положение, похоже, тюремщики решили, что оставлять меня в покое ни в коем случае нельзя, а восстановится - тем более.
Меня заковали в огромные кандалы, а следом волочились многопудовые утяжелители, к которым я была привязана цепями. Другие обитатели тюрьмы избегали меня и откровенно боялись. А я лишь взращивала свою ненависть.
Каждый день я получала новые побои, мое лицо выглядело, как один сплошной синяк, но наутро все проходило, и тогда надзиратели вновь наводили порядок на моем теле. После избиения меня отпаивали и кормили. Еда в этом месте была совершенно не приспособлена к употреблению. Хотя на подобное я смотрела сквозь пальцы, голод - лучшая приправа, поэтому мне удавалось толкать в себя бурду, которой нас пичкали.
Энергия инь давно покинула тело, янь была запечатана, неделю я еще сохраняла какие-то крохи сил, но и они иссякли с длительным пребыванием в этом месте.
В голове все чаще просыпался голос, он призывал покарать обидчиков, дать ему волю, и я все больше подавалась уговорам. Слабость поселилась внутри меня. Лис уже имел какое-то влияние на мое сознание до этого, но сейчас он открыто изъявлял свою волю. И у меня все меньше становилось желание противится ему.
Я исхудала, лишь кожа осталась на моей хрупкой фигурке. В этом ужасном месте пытки продолжались, пока не произошел один случай. После очередного избиения я осталась наедине с надзирателем. Это был толстый и трусливый парень, первое время боящийся меня до чертиков, а друзья и заключенные смеялись над ним за его опасения. Маленькая и вечно искалеченная девочка и здоровенный детина. Подобное не могло не забавлять, но мне было не до смеха. Этот парень явно хотел самоутвердиться и с большим рвением оставлял на мне побои, дразнил едой и самое противное - лапал меня.
Сначала это были пошлые шуточки, потом неумелые и случайные прикосновения, но все пришло к тому, что он открыто лапал меня и во всеуслышание обещал лишить невинности. Этот тюремщик потерял свой страх, мое бессилие он принимал за слабость и решил показать всем, что не боится меня.
В тот день его противное лицо озарилось коварным и отвратительным выражением, обещавшее невиданное доселе унижение. Он неумело начал снимать с меня лохмотья, когда я услышала могучий боевой клич в своей голове.
Через секунду мучитель отпрыгнул в испуге.
- Что это? - визгливо спросил он. Миг - и его голова полетела с плеч.
Безжалостная и всеобъемлющая ненависть охватила меня. Я не удивилась тому, что голой рукой отсекла бесполезную часть тела. Все время, что я терпела, во мне копилась ненависть, и сейчас она достигла своего пика. Тело дернулось вперед, с неумолимой силой разрывая цепи и кандалы, не только материальные, но и другие - более тяжёлые и неосязаемые.
***
- Как жестоко! Орочимару-сама, вы не думали, что после такого она решит вам отомстить?
- Всенепременно, Кабуто, но она понимает, что это всего лишь урок, и ты ведь знаешь, Нару лучше всех может понять других. Эта доброта... Она не должна была появиться в ней, ведь вокруг нее всегда была ненависть. Понимаешь, о чем я?
- Не совсем. Похоже, стражам кровавой тюрьмы несладко! Может, помочь?