Посторонний человек. Урод. Белый аист

И когда я ему во всем признался, он заулыбался еще веселее.

— Ты, просто смешной мальчишка. Ужасно смешной и глупый. Как могла взбрести тебе в голову такая нелепая мысль? Прежде чем что-либо сделать, ты всегда должен вначале рассчитать, взвесить все доводы: за и против...

— Откуда мне знать, что так нужно, — обиделся я.

— Очень хорошо,—сказал папа. — Дай мне слово, что такое не повторится...

— Это еще не все, — перебил я папу. — Завтра у нас классное собрание. Меня будут обсуждать и приглашают родителей. Ты ведь сходишь со мной, папа? Сходишь?

Он выпустил мою руку, потер пальцем свой красивый, круглый подбородок с ямочкой посредине, затем поднял воротник пальто.

— Холодно у вас, — раздумчиво заметил он. — Не смогу я, Юрик, пойти с тобой. Мой поезд отходит ровно в одиннадцать вечера...

— А собрание у нас ровно в семь. Успеешь, папа!

Но у отца оказалось так много дел, что за день он никак не мог управиться: куда-то надо было забежать, с кем-то повидаться. Нет, мой папа не мог прийти в школу.

— В какой же магазин мы с тобой направимся? —спросил он, останавливаясь на углу проспекта. — Хорошо бы в самый ближний. Видишь ли, мне и сегодня необходимо заглянуть в одно местечко...

А мне уже не хотелось никуда идти. Я так и сказал папе.

— А как же велосипед? — он прикрыл ладонью рот и зевнул.

Отворачиваясь от папиных голубых глаз, я сказал, что велосипеда мне не надо. Чего доброго, будет ругаться мама. Она так боится, что я искалечусь или попаду под трамвай.

Папа потер щеку, скучно взглянул куда-то в сторону, что-то пробормотал себе под нос.

— Может быть, тебе денег дать? — спросил он немного сердито. — Не можем же мы с тобой стоять целый час на перекрестке и торговаться. Смотри, на нас и прохожие обращают внимание.

— Ну и пусть на здоровье смотрят, если им делать нечего. И денег мне не надо. И без велосипеда проживу...

Я говорил и глотал слезы, чтобы не заметил папа, а он стоял рядом со мной и морщился.

— Вон, оказывается, ты какой! — прервал он меня недовольно. — Характером весь в мать.

— И очень хорошо, — выпалил я. — И моя мама совсем не глупая женщина. Ее на работе премировали за астры, и дядя Дема ее вон как любит...

— Не будем ссориться, — остановил меня он. — Лучше беги-ка домой. А то мать начнет беспокоиться.

Он сказал мне еще несколько каких-то слов на прощанье, притронулся к моей щеке твердыми холодными губами и быстро пошел в сторону проспекта. А я стоял и смотрел ему вслед. Он ни разу не обернулся — шагал быстро, почти бежал. В последний раз мелькнула фигура в коричневой шляпе, смешалась с другими и пропала с глаз.

Какой-то*прохожий толкнул меня, и я, очнувшись, огляделся по сторонам. Один, совсем один и только идут чужие незнакомые люди. И вдруг мне сделалось отчего-то страшно тоскливо, и я со всех ног побежал к дому.

Вот и наша зеленая калиточка, а возле нее носится, как угорелый, Бродяга. Он с налету ныряет в сугроб, потом, отфыркиваясь, отскакивает и снова бросается, но уже не в снег, а под ноги какому-то человеку!

Ну, конечно, это же дядя Дема! Как всегда, на нем серая толстая куртка, перешитая из шинели, кубанка с желтым кожаным верхом. Стоит у калитки, смотрит на меня и улыбается. Никуда он и не думал уходить от нас.

— Нагулялся, сынок? Э, да ты без варежек убежал, друг. Не годится так. Посмотри на свои руки, как у гуся, лапы покраснели, и нос тоже.

— Очень холодно, — тихо сказал я.

— Холодно? Вот так история! Придется немного погреть тебя! Ну-ка, держись! .

Мы с полчаса играли с дядей Демой в снежки, разогрелись порядком. Вместе с нами носился и Бродяга. Потом дядя Дема поймал меня за плечи, обнял, встряхнул и, толкнув ногой калитку, повел домой.

— Постоим еще немного? — попросил я, когда мы подошли к крыльцу.

— Пожалуй, — согласился он, не отпуская моих плеч.

Мы постояли молча.

— Он хотел мне купить велосипед, а я отказался, — проговорил я очень тихо. — Чего доброго, еще ноги поломаю. Или под трамвай попаду...

— Ноги ломать не будешь. Зачем их ломать? А что отказался— правильно сделал. Свой купим к весне...

— Мама плачет? — спросил я опять шепотом.

— Ас чего плакать нашей маме? С какого горя? Наша мама молодец, умница. Сейчас нам обед готовит, а после все вместе пойдем в кино. Я уже билетами запасся.

Сам не знаю, как получилось, но я прижался к дяде Деме. Хорошо было стоять у крыльца и знать, что он тут, рядом с тобой...

Урод

Гость пришел уже к вечеру. Кира сама открывала ему дверь. Назвав ее ласково «девочкой», он спросил, здесь ли живет преподавательница школы номер двадцать восемь Евгения Ивановна Светлова и можно ли ее видеть по очень важному делу.