Посторонним вход воспрещён

Алиса ехала домой без мыслей, без эмоций, сосредоточившись на дороге. И только дома, сунув в вазу «искалку», дала волю слезам.

Потому что за захлопнутой дверью остались не только незнакомые ей Семёновы, Смольские, Каретников и Войтюк – за ней остался барон Евгений Петрович Корф, идеальный мужчина, принц на белом коне, о котором мечтает каждая девушка. И только теперь, когда чуда не произошло, Алиса призналась себе, что влюбилась в него. Влюбилась глупо и безнадёжно, как тринадцатилетние девочки влюбляются в рок-звезд.

XXV

Апрель 1888-го года.

В Москве полно народу.

– Уже больше года здесь, а всё никак не могу привыкнуть к таким перлам – сказал Ромка.

Он в недоумении стоял перед пёстрым двухэтажным домиком в самом начале Гороховской – там, где она выходит на Земляной вал. Фасад домика украшала вывеска:

Рудометчикъ Нефедъ Шелепко

онъ же омозолю съ корнемъ

Чуть дальше, на соседнем «особняке», над особой, наполовину застеклённой дверью, значилось:

Кислощёвое заведеніе съ газировкой фрухтовой воды.

К. Панкратовъ.

Возле двери толпилась стайка гимназистов – большие, телячьей кожи, ранцы, лопоухие, стриженные почти налысо головы, шинели с откинутыми на спину башлыками – в Москве по утрам подмораживало.

– Вот поди, додумайся, что это за «помозоли»? По нашим временам – точно вопросик для «Что, где, когда»…

– Да чего тут гадать? – добродушно заметил его спутник, солидных габаритов человек с длинными запорожскими усами и смушковой шапке-папахе.

– «Рудомётчик» – значит отворяет кровь по всякому нездоровью. Ну и, как водится, и мозоли срезает. А иногда такие умельцы-знахари ещё и пиявок ставят.

Последнюю реплику услыхал молодец, высунувшийся из загадочного заведения – судя по всему, сам Нефёд Шелепко.

– Так ведь был у меня раньше по пиявкам, Ерофей звали. Выгнал я его взашей. Портило, не лекарь – то ли дело, были ране пиявочники-цырульники! А этот – страмотишша одна, клиенты жалобятся, спасу нет…

Говорливый знахарь перевёл дух и посмотрел на физиономию другого Ромкиного спутника. Щёку доцента Евсеина украшала не слишком крупная, но приметная бородавка.

– А вот, господин хороший, можем бородавочку вам свести? Один пустяк – сало свиное с солью, сочёк от цветка подорожника жёлтого. Вот и всё! Никакая бородавка не устоит. Только денежки уплатите, а мы уж со всем нашим старанием…

Огорошенный бесцеремонным обращением доцент открыл, было, рот, чтобы ответить нахалу, но Гиляровский, похохатывая, крепко ухватил его за рукав и увлёк прочь. Вдогонку им неслось:

– Очень обидно, ваше степенство, такая к моим словам непочтительность! Могли бы и ответить, не побрезговать, а вы изволите харю от моей личности воротить!..

– Да, это Москва. – отсмеявшись, репортёр полез в карман за платком, высморкался. – Тут за словом в карман не лезут, это вам не чинный Петербург. Нет, но каков гусь, а? Мы ему слово, а он – десять: шестизарядная пустомеля системы Лефоше, а не человек!

– Не понимаю я вашего, Владимир Алексеевич, панибратства с подобной публикой. – сварливо отозвался доцент, высвобождая из лапищи Гиляровского рукав пальто. – Вы, как человек образованный и пишущий, должны понимать, что…

– Это ты, дюша мой, «высокообразованный». – хохотнул Гиляровский. – А нам ку-у-да, всё образование – в юнкерском училище недоучкой, да в цирке, да в бурлацкой артели… Нет уж, ты, братец, народ слушать научись, без этого в нашем, газетном деле невозможно-с! Вот где живое слово, куда там Пушкину с Некрасовым, да и нам, высокомудрым… и он кивнул на мальчишку-газетчика, надрывавшегося на углу:

– Последние новости дня, «Вечернее время! – орал юный распространитель прессы. – Хроника – Негус абиссинский купил апельсин мессинский, зонтик от дождика, два перочинных ножика! Как в Африке пушками сражаются с лягушками, как земля кружится, как кто с кем дружится, как шах персидский прошёл по улице Мясницкой! Как и почему у Вильгельма – анператора прусскова длинный нос прирос!

– Но это же возмутительно – вот так издеваться над одним из могущественнейших монархов Европы, к тому же, дружественным России! – возмущался Евсеин. – Куда полиция смотрит!

Но Гиляровский, не слушая, направился вниз по Гороховской; незадачливому доценту оставалось только поспешать за своим спутником.

Репортёр напросился за компанию с Ромкой и Евсеиным, в общем, случайно: явившись на Варварку, они как раз наслаждались горячим чаем, как вдруг, в Яшину «сыскную» контору нежданно заявился Гиляровский. Он был здесь желанным гостем и порой подолгу просиживал за конторкой, беседуя с серой мышкой Натальей Георгиевной о городских делах. Увидав гостей, Владимир Алексеевич обрадовался и насел с расспросами. Он был в курсе дел гостей из будущего, так что Ромка не счёл нужным скрывать от репортёра цель визита.