Когда вечеринка в «Эринз Айл» закончилась, те, кто не угомонился, направились в клуб на Лисон-стрит. К тому времени Эдди уже так набрался, что на ногах почти не стоял, и в этом состоянии, отстав от компании, вроде бы стал ловить такси. Его нашли без сознания на проезжей части. Кто-то его сбил и уехал. До больницы не довезли, умер.
Эта смерть резко меняет жизнь Джерри, весь ее налаженный механизм дает сбой. Он работает, но со сбоями, и я знаю, что таким, как раньше, ему уже не бывать. При этом я его не теряю, нет. Те его стороны, которые занимались ерундой, отвалились, а те, которые я люблю, стали лучше и совершеннее.
Непонятно, отчего это случилось. То ли оттого, что в то самое время, когда Эдди проживал свои последние часы, мы занимались любовью и, расплавив свои прежние формы, спеклись вместе во что-то совсем новое, то ли просто оттого, что Эдди не стало. Я уверена, что важно и то и другое. Смерть Эдди стала для нас событием чудовищного масштаба, это не могло на нас повлиять. Но я заметила, что оба события, и любовь, и смерть, только сблизили нас теснее. И кое-что я знаю точно: чем больше мир рассыпается, тем крепче мы держимся друг за друга.
Потом были похороны.
И дальше произошло нечто особенное.
Мы сидим в доме Эдди с его родителями, братом и сестрой, все ужасно подавлены. Джерри терзается тем, что его не было рядом, когда Эдди оторвался от своих, повторяет, что не отпустил бы его одного, посадил бы в такси, привез домой. Но оба мы помним, что Эдди знал, что у нас любовь, и ему очень нравилось, что это любовь, он сжал нас в объятиях, благословил и отправил нас восвояси. Нет оснований угрызаться виной, остается лишь горевать, что Джерри не суждено было спасти брата.
– Если я жалею о том, что не был в тот момент с Эдди, значит, я жалею о том, что случилось у нас с тобой в ту ночь, – заключает Джерри потом, когда мы остаемся вдвоем. – А я не жалею об этом ни единой секунды.
Мать Эдди ведет нас наверх показать подарки, все еще в нарядной упаковке, с непрочитанными поздравительными открытками. Целая гора подарков на двадцать первый день рождения, и Эдди не открыл ни одного. Уйдя с праздника, его родители привезли всю эту гору домой в здоровенном пластиковом мешке.
– Просто не знаю, что с этим делать, – вздыхает мать.
Мы стоим и смотрим на них. Коробок сорок, не меньше.
– Хотите, мы поможем их вам открыть? – спрашивает Джерри.
– И зачем они мне?
Мы стоим в спальне Эдди. Она заполнена его личными вещами. Теми, к которым он прикасался, которые он любил. Они хранят его запах, его чувство юмора, его силу. Каждая со своей историей, каждая что-то значит. Спортивные кубки, свитеры, плакаты на стенах, плюшевые мишки, компьютерные игры, учебники; то, что несет на себе отпечаток его личности. Тогда как неоткрытые подарки ничего об Эдди не говорят, не было у него шанса оставить на них свой след.
– А хотите, мы их за вас вернем? – спрашиваю я.
Джерри бросает на меня быстрый ошарашенный взгляд. Я брякнула что-то не то? На мгновение я пугаюсь, что меня неправильно поняли.
– А вы возьметесь за это? – спрашивает мать Эдди.
Опускаюсь на колени и открываю двойную открытку, задней стороной приклеенную к подарку, который завернут в синюю бумагу с рисунком из футбольных мячей.
– «Пол Б.», – читаю я подпись.
– Пол Бёрн, – говорит Джерри. – Из команды.
– Ты ведь знаешь их всех, Джерри, – кивает его тетка.
– На каждом есть карточка, – говорю я. – А что, это возможно. – Смотрю на Джерри, который, кажется, сомневается. – Это будет подарок от Эдди его друзьям.
Не знаю, почему я так говорю. Может быть, потому, что хочу убедить Джерри, я ведь вижу, что его тете эта мысль по сердцу, но потом и сама в это верю. «Последний дар Эдди, где бы он сейчас ни был».
И Джерри за это хватается. Несколько следующих недель мы оба только и заняты тем, что возвращаем подарки. Выясняем, кто подарил, где он живет, и возвращаем. И оказывается, что каждый подарок – это история про то, что за человек был Эдди. И тот, кто дарил, делится с нами этой историей, хочет, чтобы мы ее знали. Почему решено было дарить именно это, какая байка за этим кроется, и в этих рассказах Эдди словно бы оживает. И хотя люди вроде бы получают свой дар обратно, все равно он уже не тот, что прежде, в нем теперь есть частичка Эдди. Его будут хранить. Теперь это вещь с историей, и, сберегая ее, они не дадут памяти угаснуть, будь то футболка, смешные семейные трусы или компас от дяди племяннику, чтобы тот не заблудился в пути. Какого угодно свойства, пустяк или дорогая вещь, сентиментальное напоминание или шутливая подначка, оно – свидетельство дружбы. Так что в каникулы мы с Джерри истово занимаемся этим все свободное от своих подработок время. Разъезжаем в машине его отца, благо водительские права у Джерри уже есть, только мы вдвоем; с непривычной еще свободой выполняем важную, взрослую миссию.
Мы плавимся и формуемся заново. Я видела, как это бывает. Я это чувствовала. Он был в моих руках. Он был во мне.
Секс, смерть, любовь, жизнь.