Postscript

– Требуется полтора года, чтобы закончить специальные курсы, и даже тогда только каким-то чудесным чудом я могла бы еще больше осложнить жизнь Джуэл, свалившись ей на голову, и травмировать ее, изъяв из новой семьи, к которой она полтора года привыкала. Это ведь не так, чтобы ты пришел и – бац! – выбрал, кого тебе хочется. Это решают социальные службы.

– Но если бы ты как-нибудь сумела стать опекуном Джуэл, разделил бы Том твои чувства? – спрашиваю я, лихорадочно ворочая мозгами.

– Сперва нужно, чтобы он хотя бы начал со мной разговаривать, а уж потом затевать такую дискуссию. Или хотя бы посмотрел мне в глаза. В любом случае все это разговоры ни о чем. Решение за Джиникой, а я не могу подталкивать ее к этой мысли, это будет неправильно.

– Но, может быть, она сама этого захочет. Разве не стоит, по крайней мере, спросить? Она ищет надежное, безопасное место, в котором будет расти ее дитя. Ты была добра к ним обеим. Ты так этого хочешь.

Дениз смотрит на меня и молчит.

– И потом, не хочу давить на тебя, но Том просто вынужден будет принять тебя назад, потому что вчера вечером на этот дом нашелся покупатель, и я его предложение приняла. У нас с тобой от восьми до двенадцати недель, прежде чем мы станем бездомными.

– Что, в самом деле? – Дениз пытается выразить энтузиазм, но я догадываюсь, какие вихри бушуют у нее в голове. – Поздравляю. И где ты собираешься жить?

– Представления не имею.

– Господи, Холли, не то чтобы я вправе судить, но что с тобой такое? С тех пор как вы сделали этот подкаст, все пошло вкривь и вкось!

Со стоном откидываюсь на подушку.

– Прошу тебя, не нагнетай, не пугай меня снова. Я не в силах это выносить. – И тут взгляд мой падает на кружку с кофе, которую Дениз поставила рядом с моей. Оказывается, она пьет из любимой кружки Джерри, той, что с картинкой из «Звездных войн». Той, которую я разбила.

– Ты что, склеила эту кружку?

– Ну что ты! Конечно нет. Когда я пришла с работы, она была на стойке.

Вчера я заходила на кухню, чтобы взять из морозилки пакет с фасолью, но вокруг себя не оглядывалась, потому что мне не терпелось рухнуть в постель. Наклоняюсь поближе и принимаюсь кружку разглядывать. Ищу трещинки у ручки и по краю.

– Погоди-ка, – отбрасываю одеяло и ковыляю вниз, на кухню. Дениз за мной.

Открываю шкафчик с чайной посудой. Разбитой кружки нет.

– Вот тут она стояла, рядом с ключами, – говорит Дениз, указывая на тостер. И тут меня осеняет.

Это ключи от моего дома, которые были у Гэбриела.

Это он склеил кружку Джерри.

В субботнее утро надо бы завести мотор, но я не сажусь за руль и не седлаю велосипед. Я еду на автобусе к конечной остановке маршрута 66A. Джиника упоминала о нем в минуты отчаяния. Ее отец, шофер, водит автобус в Чейплизод и в то же время, на расстоянии, сводит дочку с ума.

На рейсе, уходящем в 9:30, его нет. Я отступаю, сажусь на бетонные ступени георгианского квартала на Меррион-сквер, пью кофе навынос, подставляю лицо солнышку и уповаю на то, что в доброте своей оно наполнит меня живительной силой. В 10:30 я его вижу. Он очень похож на Джинику: большие распахнутые глаза и круглые, как сливы, высокие скулы.

Он открывает двери автобуса, и я встаю в очередь, чтобы войти. Откровенно разглядываю его, пока люди бросают в кассу свои монетки, вставляют проездные билеты, проходят внутрь. Он коротко кивает тем, кто с ним здоровается, спокойно, сдержанно. Совсем не похож на человека, о котором рассказывала его дочь. Ничуть не надменный капитан корабля, а усталый тихий штурман с покрасневшими глазами. Я сажусь так, чтобы его видеть, и всю дорогу наблюдаю за ним. От Меррион-сквер до О’Коннелл-стрит он перестраивается с полосы на полосу, взмахом высунутой в окно руки благодаря тех, кто его пропускает. Выдержанный, спокойный, осторожный, ровно ведет автобус по центру города сквозь бойкое движение субботнего утра. Еще восемь минут до Паркгейт-стрит, десять минут до деревни Чейплизод. Смотрю то в окно, на виды, то на отца Джиники, и снова в окно, с одинаковым интересом на то и другое. Семь минут до торгового центра Лиффи-валлей, где большинство пассажиров выходит. Десять минут до Лукан-виллидж, еще двенадцать до Ривер-форест, где я остаюсь в автобусе одна.

Повернув голову, он через плечо говорит мне: «Это конечная».

– Ой. – Я оглядываюсь. – А вы поедете назад в центр?

– Только через двадцать минут.

Встаю и подхожу ближе. На удостоверении с фотографией имя: Байова Адебайо. Вокруг руля – фотографии и всякие штуки. Распятия, иконки. Судя по фотографиям, детей у него четверо. Одна из них – Джиника. Школьный снимок, серая форма, красный галстук, сияющая белозубая улыбка, ямочки на щеках, глаза – блестящие, как каштаны, взгляд шкодливый и живой.

Улыбаюсь, глядя на нее.

– Что, пропустили свою остановку? – спрашивает он.

– Да нет. Я просто наслаждалась поездкой.

Он глядит на меня со сдержанным любопытством. Наверное, я кажусь ему чудачкой, но в общем-то ему все равно.

– Хорошо. Я отправлюсь через двадцать минут.

Дергает за рычаг, и дверь открывается.