Поступь хаоса

Потому што я никогда не вступлю в эту их армию, и мэр Прентисс должен это понимать после того, што они сделали с Беном и Киллианом, правду там говорил Шум мистера Прентисса-младшего или нет, так што здесь она ну совсем не права. Чего бы они там от меня ни хотели и из-за какой бы проклятой слабости я ни оказался неспособен убить человека, хоть бы он того десять раз заслуживал, все изменится, когда я стану мужчиной. Обязано измениться, иначе как я сам себе в глаза смотреть буду?

Миновала полночь. Теперь до мужчины мне двадцать пять дней… и еще миллион лет.

Потому што если бы я убил тогда Аарона, он не заложил бы мэру Прентиссу, где в последний раз меня видел.

Если бы я мог убить мистера Прентисса-младшего дома, на ферме, он бы не привел мэрову банду за Беном и Киллианом и не дожил бы до того, штобы покалечить мою собаку.

Если бы я был хоть немного убийцей, я бы остался и помог Бену и Киллиану защитить себя и дом.

Возможно, если бы я был убийцей, они сейчас были бы живы.

И каждый божий день я продаю одно за другое, совершаю эту сделку.

Всего-то и нужно, што быть убийцей.

Вы только посмотрите на меня.

Местность становилась все глуше, непроходимее, склон – круче. Река снова решила уйти в ущелье. Мы немного отдохнули под скальным выступом, съели остатки еды, уцелевшей в битве с мистером Прентиссом-младшим.

Мэнчи я положил к себе на колени.

– Што это была за таблетка?

– Кусочек человеческого обезболивающего, даже не вся. Надеюсь, доза была не слишком большая.

Я погладил пса по шерсти. Он был теплый и спал – значит, хотя бы живой.

– Тодд… – начала она, но я ее перебил:

– Я хочу продолжать идти, пока можно. Понятно, што иногда надо спать, но давай будем идти, пока не упадем.

Она помолчала минуту, потом сказала: «Ладно», – и больше мы не говорили, только прикончили остатки припасов.

Дождь шел всю ночь, и мы тоже шли. Нет ничего круче дождя в лесу: миллиард капель бьет по миллиарду листьев, река вспухла и ревет, грязь хлюпает под ногами. Время от времени я слышал вдалеке Шум – видимо, от лесных тварей и всегда за пределами видимости; стоило нам приблизиться, как он сразу же исчезал.

– Тут есть что-нибудь опасное? – осведомилась Виола, пытаясь перекричать гром ливня.

– Слишком долго перечислять. – Я кивул на Мэнчи у нее на руках: – Еще спит?

– Спит, – озабоченно отозвалась она. – Неужели я…

На следующем шагу мы обогнули очередную скалу и вылетели, как были, неподготовленные, к лагерному костру.

Мы остановились как вкопанные и одним махом, как во вспышке, заглотили открывшуюся нам сцену.

Впереди горел огонь.

Над ним на вертеле жарилась свежепойманная рыбина. Какой-то человек, привалившись спиной к камню, чистил еще одну.

Он поднял глаза на парочку, ввалившуюся в круг света.

И, примерно как с Виолой, когда я, никогда в жизни не видевший девочки, сразу понял, што это она, за ту одну-единственную секунду, которая ушла на то, штобы схватиться за нож, я успел осознать, што перед нами никакой не человек.

Это был спакл.

25 Убийца

Мир   остановился.

Дождь перестал падать, огонь – гореть, сердце у меня в груди – биться. Спакл. Ушлепок.

Спаклов же больше нет.

Они все погибли в войну.

Нет никаких спаклов.

И вот один из них благополучно стоял сейчас передо мной.

Тонкий, высокий, как на видаке, белая кожа, длинные пальцы и руки, рот посреди лица, где ему быть не полагается, уши сползли к челюстям, глаза чернее болотных камней, мох и лишайник растут там, где должна быть одежда.

Инопланетянин. Чужой. Чужее не бывает.

Срань господня.

Всё, можете смять весь известный вам мир и выбросить в мусорную корзину.

– Тодд? – сказала Виола.

– Не шевелись, – сказал я.

Потому што сквозь гром дождя я слышал спачий Шум.

Никаких членораздельных слов, только картинки, все под странным углом и с неправильными цветами, но картинки: я и Виола, стоим перед ним с растерянными и потрясенными рожами.

Картинка ножа в моей протянутой руке.

– Тодд, – предостерегающе повторила Виола.

Это не все, што есть у него в Шуме. Там, во всей этой суете, рыбами всплывают чувства.

Страх.

Я чувствую его страх.

Хорошо.

Мой Шум побагровел.

– Тодд, – снова сказала Виола.

– Оставь мое имя в покое, – огрызнулся я.

Спакл медленно распрямился, бросив недочищенную добычу. Лагерь он разбил под скальным козырьком, вылезающим из склона небольшого холма. В основном там было сухо, виднелись мешки и рулон мха – видимо, постель.

К скале прислонено што-то длинное и блестящее.

Шум услужливо показал картинку: острога, которой спакл бил рыбу в реке.

– Не смей, – предостерег его я.

На секунду, всего только на секунду я задумался, как ясно все это вижу – вот он, стоит в реке, – как легко его читать, пусть даже и все в картинках.

Но секунда прошла очень быстро.

Потому што дальше я увидел, как он прыгает за копьем – в Шуме увидел.

– Тодд? – говорила Виола. – Опусти нож. Он не…

Он прыгнул. И в тот же миг прыгнул я. (Посмотрите на меня.)

– Нет! – закричала Виола, но мой Шум ревел, и крик мне показался разве што тихим шепотом.