Поступок

– Он вступился за девушку, которую избивал один урод, – ответил Алексей. – Сам умер, но забрал с собой нескольких негодяев.

Севастьянов в подробностях рассказал батюшке о стычке в «Шатре», где наш герой лишился своих товарищей.

– Значит погиб, как настоящий русский офицер…

В руке настоятеля хрустнула шариковая ручка. Он молча встал и подошёл к книжному шкафу. Оттуда батюшка вытащил альбом и переложил его на стол.

– Это мы с Сергеем в Тартусе в конце 70-х годов, – отец Тихон показал снимок, на котором стояли двое молодых мужчин с усами, в беретах, брюках и рубашках без знаков различия. – Сирийцы нам давали свою форму, чтобы мы не выделялись среди местных. Столько лет прошло… Уже нет страны, которой я тогда служил. Да и служу я сейчас Господу Богу. А рассказывать о тех событиях до сих пор не имею права. В интересах нашей Родины… Мы с Сергеем виделись последний раз 15 лет назад на похоронах его жены. Наша с ним история похожа на сюжет фильма «Офицеры», вот только до генеральских погон оба не дослужили. Я пытался построить карьеру в ВМФ, а Серёга служил за идею, да всё на самых рабочих должностях. Так до седин и остался командиром роты, хотя звали и в штаб, да и в другие более спокойные места. Майора должны были дать выше занимаемой должности, да он закусился с командованием после гибели его ребят в Грозном. После этого уволился, так ему ещё год присылали награды за прежние заслуги, приезжали сослуживцы, уговаривали вернуться. Он было согласился, но тут новая беда подкосила офицера, умерла Надя, его супруга… Я к ней питал самые светлые чувства, но Серёга никогда не ревновал. Лишь после похорон сказал, что Наде нужно было в молодости выбрать меня, может тогда бы всё было по другому. Только зря он себя винил в её смерти, каждому на роду своё написано. На всё воля Господа. Именно с того момента начался мой путь к Богу.

***

Отец Тихон определил Алексея в трудники на монастырскую ферму. Севастьянову всё там было далеко не в новинку. Трактор, скотный двор, коровник – всё это бывший колхозник взял на себя. Старые травмы давали о себе знать, но труд благотворно повлиял на человека, чья жизнь, казалось бы, пошла по наклонной.

В монастыре жили десять трудников и пять монахов – инвалиды, бомжи, казаки, зэки. Раньше было больше. Но вся старая братия покинула обитель вместе с прежним настоятелем, которого перевели в другой регион. В след за ними ушли и прихожане. Оказалось, что люди тянуться не к святыням монастыря, а к батюшке, которого народная молва окрестила «старцем». Так это было или нет, Алексей не знал, но местный старожил Кондратий рассказывал, что лично был свидетелем чудес – исцелений и провидения.

– Вот только дело не в прежнем настоятеле, – уверенно заявил он в беседе с Севастьяновым. – Люди-то ушли за ним, а чудеса у них прекратились. Потому что всё дело в этом месте. Намоленное оно, вот уже почти пятьсот лет здесь не прекращается служение Господу. Под каменным храмом скрываются останки старых строений монастыря и могилы монахов. У трудников и нынешних послушников было столько явлений, что не сосчитать. Я и сам здесь остался только потому что ко мне во сне пришел старец в великой схиме с седой бородой и зорким взглядом. Сказал мне: «Кондратий, ты нужен братии. Поживи здесь до Великого поста, а там сам решишь». Он встал и вышел во двор, а я побежал следом. Старец поднялся на пригорок за храмом и исчез. Я как проснулся побежал к настоятелю, кричу: «Нужно там копать», а сам весь в холодном поту. Ну все и решили, что бывший наркоман умом тронулся, да только я схватил лопату и начал долбить землю. Братья меня оттащили, да только мне удалось докопаться до досок. Вскрыли их, а там нетленные мощи святого в великой схиме… Так я тут и остался.

Именно этот сухощавый лысый мужичок в очках «минус пять» приучил Севастьянова по утрам ходить в церковь. Служба в монастыре начиналась очень рано. Вместе с Кондратием Алексей приходил ни свет ни заря, но всегда там уже был монах Иларион, который казалось вообще не уходил из храма. Его сутулая фигура стояла в полумраке справа от алтаря. Черные густые волосы и борода скрывали черты лица служителя Господа, но вот руки, теребящие чётки выдавали его прошлое. На фалангах пальцев виднелись тюремные наколки. Утром в церкви тишину нарушало лишь скворчание свечей и едва слышные молитвы бывшего зэка. Алексей не мог разобрать слова и мог только догадываться о чём молит Бога человек, который побывал по ту сторону закона. Может замаливал грехи? Просил прощение? Пытался искренне раскаяться?

Любопытство терзало Севастьянова и однажды после службы он догнал Илариона и с деревенской непосредственностью спросил:

– О чём Вы молитесь, отче?

Монах поднял голову и Алексея пронзил его суровый взгляд. Повисла неловкая пауза.

– Пойдем за мной…