За два дня в селе Петрополье насмотрелся на картины развала. В селе организуют колхоз, сводят на животноводческие фермы артели весь скот. Крестьяне тайком режут коров — везут мясо на базар.
Уполномоченный по коллективизации, пожилой харьковский слесарь Натяченко рассказывает: «Пока скотину не начали обобществлять, все проходило ладно. Бедняки и середняки сами проголосовали за колхоз. А как приехали из района и начали нажимать на меня: своди всех коров и лошадей на один двор — тут такая завируха поднялась! Думал, что село разнесут. Кулаки это для себя использовали. Идет пропаганда — скот забрали, всех в Сибирь вышлют. Сперва в колхоз вступило шестьдесят дворов. На этом и нужно было остановиться. Нет, из района командуют — отстаешь, Натяченко Всех коллективизировать нужно».
Написал корреспонденцию о том, что происходит в Петрополье.
21
Двухнедельник коллективизации трудно взбирался на подъем.
В окружком круглые сутки непрерывно шли почта, донесения, оперативные сводки.
На многих конвертах были фельдъегерские пометки — «три креста». На телеграммах синели наклейки «молний». Порою от скупых телеграфных донесений, рапортичек веяло дымом пожаров. Нередко слова доносили выстрелы обреза в ночи. Шли тревожные сообщения о гибели селькоров, активистов…
Стоило только Постышеву на небольшое время уехать из окружкома, как на его письменном столе вырастали вороха корреспонденций из сел. Сейчас, вернувшись из Совнаркома, он просматривал сводки из районов о коллективизации, телеграммы, письма. Ставил на них свой гриф — писал короткие резолюции. Две телеграммы он отложил в сторону, нажал кнопку звонка.
— Всю эту почту по отделам, — сказал он вошедшему в кабинет помощнику, — и вызови Дзюбенко, редактора, Блата, Марченко.
— Блат сейчас в окружкоме, у Марченко, — доложил помощник. — Он больше часа ждет вас. Говорит, что нужно срочно видеть.
— Зови, зови. — Постышев снова взял со стола одну из отложенных телеграмм. В ней сообщалось о тяжелом ранении селькора, председателя сельсовета Дерегуса.
Перечитывая телеграмму, Постышев вспомнил безвозвратно ушедших друзей и соратников — наставника ивановских большевиков, ленинца, ткача Афанасьева — «Отца», убитого черносотенцами в дни первой русской революции. Память воскресила облик лучшего друга-сопроцессника Павла Гусева. Где-то на владимирском тюремном кладбище сравнялся с землей могильный холмик каторжанина… Зримо явились один за другим милые сердцу образы Сережи Лебедева, командира иркутских красногвардейцев, Ивана Постоловского, комиссара Щепетнова, соратника по иркутскому подполью и первым дням революции Гаврилова, казненных калмыковскими бандитами, сожженного в топке героического романтика революции Сергея Лазо.
Стук в дверь вывел Постышева из раздумья: в кабинет сразу вошли редактор окружной газеты, заместитель Постышева Марченко, начальник окружного отдела ГПУ Блат, секретарь окрисполкома Дзюбенко.
Постышев молча кивнул, пригласил жестом сесть.
— Павел Петрович, в Ивановых Братах кулацкое восстание, — продолжая стоять, доложил Блат.
— Ты там был, в этих Братах? — Постышев пристально взглянул на Блата. — Садись, чекист. Пока сам не убедишься, что происходит, с чужих слов никогда не говори. Я тоже получил телеграмму о том, что два твоих сотрудника улепетнули из села.
— Павел Петрович, я убежден, что нужны особые меры, — начал доказывать Блат, — там все кипит.
— Послать войско на деревню? — иронически оборвал его Постышев. — Никаких особых мер не нужно! Они всегда вызывают контрмеры.
— Это определенно кулацкий бунт, — настаивал на своем Блат.
— Это кулацкая провокация, товарищ Блат. И только, — уверенно заявил Постышев. — Кто-то затеял драку на собрании. Работникам вашего отдела показалось, что начинается восстание, и черт их унес из села. Ты Ивановы Браты знаешь? — спросил Постышев Дзюбенко.
— Знаю.
— Там что, крепкие хозяева живут? — допытывался Постышев.
— Разные есть, Павел Петрович. Больше однолошадников и безлошадников, — сообщил Дзюбенко.
— Вот что, старый чекист, немедленно выезжай туда, — приказал Постышев. — Разберись, что произошло. Блат нас убеждает, что там началось восстание. Разберись на месте. Сколько дать людей в охрану?
— Я не генерал-губернатор Шебеко, — рассмеялся Дзюбенко. — Тот на охоту со взводом казаков выезжал.
— Слышал? — Постышев взглянул на Блата. — Никакой охраны. Так и нужно поступать. Когда Дзюбенко вернется, попроси его, он расскажет, как вдвоем с товарищем ездили махновский полк разоружать. Что в редакции известно о Дерегусе? — уже обращаясь к редактору, спросил Постышев.
— О каком Дерегусе? — Редактор переглянулся с Марченко.
— О вашем селькоре, — резко произнес Постышев. — Сидит в районе ваш собственный корреспондент — там ранили активиста, председателя сельсовета, а он хлопает глазами. Нужно дать в номер фотографию Дерегуса, подробности покушения на него. Товарищ Марченко сейчас свяжется с прокуратурой. Пусть расследуют, кто организовал покушение. О здоровье Дерегуса сообщать ежедневно в печати.