Посвящение

На сей раз тактика вежливого выжидания и стремительной атаки сработала идеально. Нина Анфилофьевна не едет в эвакуацию с товарищем Бродовым! Старая карга наконец отстранена от надзора за Бродовым ввиду бесполезности наблюдения, производимого без смысла и невпопад, и вреда, наносимого ею по невежеству его деятельности. Среди хаоса московской эвакуации, среди бешеного вихря сборов мысль о победе над старой сексоткой, попортившей столько крови, грела и успокаивала…

Грела… Грела… Вот и отопление прибавили. Налаживается жизнь…

Николай Иванович вздрогнул и судорожно втянул воздух. Рывком выпрямился. Вот это да: он же заснул! Мысли, казалось, текли так стройно и логично, однако то были и не мысли вовсе, а тревожные сны. Он поднялся из-за стола, обтер ладони, которые оказались мокрыми, и лицо. Глаза, что ли, от усталости слезятся? Ладно. Надо ещё немного продержаться — до отъезда. В поезде делать будет нечего, можно и отлежаться как следует, и выспаться. Чтобы взбодриться, Николай Иванович отправился в ванную и умылся неприятно холодной водой.

Парадная форма не нужна. Полевую — на себя: в поезде уж обязательно извозюкаешься. Комплект повседневной — с собой. Плащатку надо взять: она пригодится… Форменные вещи полетели в чемодан — тут задумываться было не над чем. Зубная щётка, мыло. Бельё — прямо стопкой, как лежало на полке шкафа, не разбирая. Вот и собрался. Сэкономлен минимум час времени и масса интеллектуальных усилий. Может, для того и придумана человечеством форма — чтобы не задумываться?

К счастью, на большинство людей форма оказывает гипнотическое воздействие, а если на неё нашиты петлицы с ромбами — и подавно. Добыть машины, пробиться с оборудованием и архивом сквозь переполненный вокзал, благополучно доставить сотрудников и «учеников». Хорошо, что готовиться начали согласно июньской директиве, заблаговременно — до начала массовой паники! Несколько напряжённых дней и бессонных ночей — и вот вся жизнь Николая Ивановича загружена в просторный четырехосный деревянный вагон, утеплённый войлоком, с заколоченными окнами, печкой-буржуйкой и бесполезной маскировочной сеткой на крыше.

Часть вторая. Эвакуация

Николай Иванович, с зеленовато-серым лицом — под цвет его мешковатой суконной военной рубахи, — вошёл к нам, неся очередной ящик.

— Девчонки, распакуйте, освойте: тут продукты. Будете готовить — чтоб вы знали, что есть, сколько. Внутри опись. Если нет — сами запишите. Для себя — чтоб знать. Понимаем? Дорога займёт не менее недели. Не менее!

Он повторял всё это хорошо, если только в третий раз: с каждой принесённой на «женскую половину» вагона коробкой или ящиком. Мы с пониманием кивали: да пускай повторяет, если ему так хоть немного легче. Явно же не помнит, что говорил десять минут назад. Ребята занесли кое-как ящики и сейчас грузили дрова. Хоть этим процессом не требовалось руководить, и товарищ Бродов с кем-то из технарей пока занимался сортировкой вещей.

На сей раз Николай Иванович не улетучился стремительно на «мужскую половину» за очередной порцией коробок и инструкций для нас, а присел на свободный от вещей кусочек широких нар, перевёл дыхание и оглядел нас.

— Устали, девчонки?

Мы третьи сутки были на ногах и почти не спали, участвуя в общих сборах, но в сравнении с ребятами, которым пришлось таскать неподъёмные ящики с техникой и документами, нам грех был жаловаться. Мы, конечно, были утомлены и суетой переезда, и общим хаосом, царившим вокруг, и чувством полной неизвестности впереди. Но в сравнении с товарищем Бродовым, отвечавшим полностью за весь отъезд и изо всех сил старавшимся не выпустить из виду ни одной мелочи, могли считать себя бодрыми и свежими.

— Мы не устали, Николай Иванович, — ответила за всех Лида. — Мы хотели ещё помочь с дровами, но ребята не дали. А вот вы зелёный, как ваша форма.

Мы с Лидой научились мыслить на одной волне. Даже сложно было бы сказать, кто у кого считал.

— Уже ведь закончили погрузку, — продолжила подруга. — Ребята сейчас только дрова забросят — и всё. Посидите с нами, передохните. Мы сейчас затопим, сделаем чаю.

— Нет, девчонки, отдыхать пока рано, — решительно заявил товарищ Бродов, но с места подниматься не торопился. — И вот что: печку пока не надо затапливать. Знаю, что холодно, — как бы предупредил он возможные возражения, — но прошу пока воздержаться. У вас же есть что-то тёпленькое — наденьте.

Николай Иванович таким образом деликатно напомнил, что нам выдали накануне чудесные полные комплекты зимней цивильной одежды: от нижнего белья из толстой байки и удивительной некусачей шерсти до меховых полушубков и ушанок женского покроя. Как он ухитрился достать эту роскошь так скоро, в такой неразберихе и с какого такого таинственного невоенного склада — мы не могли и вообразить. Кое-что из обновок мы надели перед отъездом на вокзал и теперь чувствовали себя вполне уютно даже в нетопленом вагоне. Потом — будет время — подгоним по размеру, особенно мне: вещи для меня оказались сильно на вырост.

— Нам тепло, Николай Иванович, — опять за всех ответила Лида.