Посвящение

— И мы сразу вернёмся? — задала я главный вопрос, не дававший мне покоя.

Николай Иванович задумчиво поднял глаза к потолку, с сомнением покусал губу, то ли пытаясь сдержать готовую расплыться улыбку, то ли гримасу досады.

— Таисия… Тася! Это не короткий разговор. Мы с тобой вернёмся к нему позже, в спокойной обстановке, хорошо?

Прозвучало так, будто товарищ Бродов приготовил мне — именно мне — сюрприз и надеялся, что сюрприз понравится, но не был полностью уверен. Я чувствовала: Николай Иванович считает обещанный «некороткий разговор» предельно важным и для себя, и для меня. Заинтригованная до спазма в горле, я кивнула и еле прошептала:

— Хорошо.

Николай Иванович хлопнул себя ладонями по коленям и вскочил со стула, как распрямлённая пружина.

— Ну всё, девочки, готовьтесь. Скоро поедем! Печку не топим. Понимаем. Можно вскипятить чай на примусе. Вон та коробка. И еду какую-нибудь найдите, разогрейте. Посчитайте, сколько нас человек. Все проголодались. Действуйте!

И руководитель наш стремительно вышел.

Находясь в вагоне с наглухо заколоченными окнами, мы не видели, как на вокзале зажглись редкие синие огни; не видели вечеревшего московского неба, озарённого далёкими сполохами. А оно становилось всё более тусклым, всё гуще затягивала его пелена туч. В ночь на восемнадцатое полил дождь. Эшелон успел тронуться и, по нашим расчетам, миновать черту города, когда мы услышали, как по крыше барабанит настоящий ливень. Вторично мне повезло эвакуироваться под «антифашистским» дождём! И всё же мы не игнорировали наставлений товарища Бродова. Все мужчины на своей отдельной «половине» вагона, уставшие до предела человеческих возможностей, спали как убитые, и некому было отменить приказ о верхней одежде, ботинках и печке. А тревога не отпускала: слишком близко фашист подошёл к Москве, мало ли, что может случиться.

Строго говоря, далеко не вся жизнь Николая Ивановича поместилась в вагоне-теплушке, что упорно продвигался сейчас на восток, в глубокий тыл, в глубокую неизвестность. Не вся жизнь, а только её часть. Но лучшая.

Отряд нейрозащиты Кремля остался на своём посту.

Большую часть спецшколы, группу слежения, а также две другие подчинённые ему лаборатории Бродов лично отправил в эвакуацию вчера. Тогда всё было куда проще: подразделение Бродова разместилось в одном из наркоматовских эшелонов, шедших в Куйбышев. Надёжная охрана обеспечила железный порядок при погрузке, да и с воздуха по всему пути следования — максимальное прикрытие. Уже сутки спустя пришло сообщение, что благополучно прибыли. Исполнять обязанности начальника подразделения в отсутствие Бродова назначен начальник лаборатории психотропных излучений, исполнять обязанности начальника лаборатории ВОРК — Михаил Маркович.

На самом деле Николай Иванович не собирался бросить их надолго. В Куйбышев отправлены все действующие операторы. Часть оборудования — не слишком устаревшее, которое жалко было оставить в Москве и заминировать вместе со зданием; основная часть сотрудников, причём с семьями — те немногие, у кого есть. А вместо комиссара отряда — непотопляемая Нина Анфилофьевна. Вот как удачно всё устроилось! Пусть пасёт заместителей Бродова и всех остальных — совсем не лишняя предосторожность в отсутствие руководителя!

Все члены первой партии, включая замов, убеждены, что разделение произведено механически и что все воссоединятся по прибытии — лишь бы и вторая группа благополучно добралась до места назначения. И только Николай Иванович знает, что второй группе предназначено «потеряться».

Вот так. Чего не случается на дорогах воюющей страны! Ехали в Куйбышев, а попали… Да не важно, куда попали. Куда попали, там и застряли.

Долго гулять на свободе подчинённым не придётся. Бродов не ограничится руководством через средства дальней связи — телефон, телеграф, радио и прочие бандероли. Он будет летать туда и обратно по мере необходимости. И никому из добравшихся до Куйбышева не положено знать, где на самом деле находятся отставшие остальные.

Не было бы счастья, да несчастье помогло — паника: разделение произошло максимально естественно и минимально заметно. Проблема: эшелон хоть и специального назначения, но отнюдь не наркоматовский. Отсюда — трудности с прибытием на вокзал, с погрузкой. Ещё похуже головная боль: в составе группы — совершенно новые люди. Секретчик — вместо тех, что отбыли с основной частью лаборатории; шифровальщик, радист, которые понадобились лишь теперь. Все — младший комсостав. Всех Бродову подобрали по его настоятельной просьбе холостых: ещё не хватало бы ему возиться с эвакуацией семей новых подчинённых! Ну, как бы то ни было, дело сделано.

Теперь — лишь бы доехать благополучно!

— Всё, товарищи, мы вне зоны действия вражеской авиации! — сказал Николай Иванович, войдя к нам утром второго дня. — Топим печку, греем воду. Снимете ботиночки, переоденетесь в халатики. Можно искупаться у печки. Разберётесь. На ближайшей остановке мужчины собьют щиты с окон.

Если и не радость звучала в его голосе, то огромное облегчение. Настроение передалось и нам.