Что произошло дальше, мы узнали со слов очевидцев. Женька, как выяснилось, тайком покуривала. Но на сей раз она долго упрашивала ребят дать ей папиросу: у тех ещё были свежи крайне неприятные воспоминания, и они побаивались гнева начальника. Однако Женя — упорная. Саша Ковязин — наш ведущий спец по приборному обеспечению, парень мягкий и добродушный — сдался.
Разговоры громкие, стук колёс, смех — приближающихся шагов не слышно. Только Женька затянулась — как в кино, — распахивается дверь и входит товарищ Бродов. Женька чудом успела сунуть руку с папиросой в карман. Обожглась, но не поморщилась. Всё зря: Николай Иванович приметил быстрое движение, смущённые взгляды подчинённых и, не давая опомниться, спросил в лоб:
— Евгения, курила?
И вот тут Женька совершила роковую ошибку. Она, коченея внутри от ужаса, глаза в глаза нагло ему соврала:
— Нет.
— Евгения!
— Не курила, Николай Иванович, — отвергла Женька и второй данный ей шанс.
Должно быть, товарищу Бродову и так было очевидно, что она врёт. Но он решил расставить точки над «ё».
— Вынь руку из кармана! Сейчас же! — потребовал он тихим голосом, полным ярости.
Требование для Жени страшно унизительное.
Уверена: если бы Женя не подчинилась, Николай Иванович не остановился бы перед тем, чтоб заставить её силой. Но Женино сопротивление уже было надломлено. А может, она ещё рассчитывала, что рука её не выдаст. Однако ожоги на ладони и испачканные пеплом пальцы оказались красноречивы.
Потемнев лицом и сжав кулаки, товарищ Бродов ожесточённо приказал:
— Всем выйти! Марш!! Евгения — остаться!
С какой целью пришёл в тамбур, он, понятно, и думать забыл.
Военные побросали недокуренное и убыли на предельной скорости. Потому никто не слышал, что именно начальник сказал Жене. Никто даже не понял, говорил он или кричал. Спустя всего пару минут он вернулся в вагон, с грохотом захлопнув дверь тамбура, и, шагая так, будто у него на каблуках были железные набойки, пронёсся мимо нас — чернее тучи, а внутри тучи, казалось, сверкали молнии и рокотал гром.
Женька не возвращалась.
Лида отловила бледного Сашу, ошивавшегося в коридоре, затащила к нам. Он рассказал, что произошло. Потом ещё кто-то из военных подошёл, повторил.
Мы переглянулись, решая, кто первой пойдёт к Женьке, кто сумеет найти лучший подход. А то у нас с Лидой возникло плохое подозрение, что Женька уже примеривается к открытой двери вагона.
Сима — как самая старшая и без пяти минут врач — взяла миссию на себя. И провалила. Но тут любая бы провалила. Женька ревела. Потребовала оставить её в покое и не трогать. Едва не кусалась, когда Сима попыталась её обнять. Серафима самостоятельно — как ни было тяжело — расклинила дверь вагона и плотно захлопнула. Женька забилась в угол, сидела, скрючившись, на полу и выла. Сверкнула на Серафиму мокрыми, чёрными от расплывшихся зрачков, страшными глазами:
— Уйдёшь?!
— Ухожу. Но я рядом. Мы все рядом. Возвращайся: мы тебя ждём!
Мы с Лидой взялись за дело, стараясь успокоить Женю на расстоянии. Но она ожесточённо сопротивлялась, оберегая и лелея свою беду. Дело шло туго. Кроме того, все понимали: чтобы успокоить Женю, надо придумать, чем ей помочь, чем утешить. А чем?! Проступок-то и впрямь непростительный: ложь в квадрате. Кайся сколько угодно, но как вернуть подорванное доверие? А если не вернуть, то Николай Иванович выгонит её из Лаборатории. Выгонит с сожалением, но быстро и решительно. И будет ли Женька ехать в нашем вагоне завтра — неизвестно. Я представила, что нет, — и слёзы навернулись сами собой. И всё же, если товарищ Бродов примет такое решение, у меня не повернётся язык сказать, что в этом случае он не прав.
После такого происшествия не оставалось иного выхода, как расстаться с Женей. Девушка продемонстрировала, что ей нельзя доверять, и это — приговор.
Невозможно беспрерывно контролировать работу операторов. Допустим, Бродов привлечёт других специалистов — прощупать ненадёжную сотрудницу. Что определять? Есть ли в её деятельности двойное дно, есть ли «камень за пазухой» — осознанное решение вести двойную игру, работать в пользу врага. Бессмысленно: про Женю и так ясно: она — не предатель по натуре. Наоборот: у бывшей детдомовки на первом месте в системе ценностей — преданность своим — тем, с кем прожито и пережито много вместе, с кем пуды соли съедены. Но девушка не в меру своевольна. Она может нарушить приказ, поступить по-своему и не со зла, и не «из вредности», как выражается молодёжь, а из лучших побуждений. Это особенно опасно, этого никакой проверяющий не считает, никакой новомодный детектор лжи: ведь про себя она будет уверена, что права, — и никаких тебе переживаний, страхов, угрызений совести!
Таким образом, Женю надо немедленно гнать из Лаборатории. Тем более — из сверхсекретной спецгруппы, в которую она включена как один из лучших операторов, как потенциальный оператор поиска. Но выгнать Евгению из Лаборатории, ссадив на ближайшей остановке поезда, — несбыточная мечта. Как говорят в таких случаях герои дешёвых детективных кинолент: «Она слишком много знает!»