Чтобы посочувствовать каждому, не обязательно погружаться так глубоко в рассуждения. Но Сима пристала ко мне с расспросами и дотошно выясняла мою позицию в отношении этого конфликта. Я сначала решила, что она просто никак не может определиться сама, чью сторону принять, потому и собирает разные мнения. А потом закралось подозрение, что Симка расспрашивает меня совсем с иной целью. Подозрение оставалось смутным, не оформленным в чёткое суждение. Впоследствии оно полностью подтвердилось. Так или иначе, я свернула разговор, в котором ни Лида, ни Катерина почему-то не приняли участия.
На нашей, обычно такой светлой, «женской половине» воцарилось тягостное, молчаливое ожидание. В такой атмосфере долго не продержишься. К Женьке нельзя: прогонит и сама же расстроится ещё больше. Хоть в коридоре поболтаться. Я тихонько выскользнула в дверь.
— Значит так, Геннадий. Ты — парень хваткий, сообразительный. Цели, планы у тебя наверняка — о-го-го! Вот если хочешь достичь большего, запомни: никогда не торопись, просчитай все ходы, все последствия. Возможность, как ни заманчива, редко бывает последней. Тем более возможность убрать человека. Есть миллион способов — один надёжнее другого. А что бдительный — молодцом! Когда поезд замедлится, проследишь. Если что — поймаешь её. Но никого не устраняем. Понимаем?
Вот этого Бродов не побрезговал бы убрать. При первой же возможность.
— Слушаюсь!
В голосе — плохо скрытое разочарование. Так его нельзя отпустить.
— Есть, Гена, в руководстве людьми такая военная хитрость.
Николай Иванович сделал вид, будто с самого начала планировал поделиться с Геннадием «тайным знанием».
— Если человек совершил проступок в первый раз — даже весьма серьёзный, — объясни, в чём он не прав, подожди, понаблюдай. Если раскаялся и, думается тебе, что искренно, — прости. Благодарность — великая сила! У тебя и у дела, которому ты служишь, не будет более преданного сторонника и помощника, чем такой человек. Понимаем?
Каждый в свой срок открывает лично для себя прописную истину. Геннадий слушал так заинтересованно, что едва не заглядывал начальнику в рот.
— Вот. Но поймаешь на втором проступке — сразу устраняй, без раздумья! Это запомни крепко: второго раза не прощают!
— А она что… У неё что, первый… проступок?
— Ну… По моим сведениям, да. У тебя другая информация?
— Нет, я просто спросил. Спасибо… за доверие, Николай Иванович! Разрешите идти?
За окном — сухая жёлто-серая осенняя степь с ярко-красными пятнами какого-то кустарника, безоблачное блёкло-голубое небо, всё солнцем залито. Фрамуга открыта, но в теплушке жарко: окон и дверей мало, скорость поезда не так уж велика, плохо проветривается. В открытое окно то и дело затягивает клубы паровозного дыма. Ещё хуже дело, когда поезд стоит на разъездах, пережидает встречные. Ночью доходит и до топки печи, но днём — жара. На горизонте, в мареве, проступает неровная синяя полоса.
Намаявшись с подобными энкавэдэшными «генами», Бродов всей душой рвался обратно в армию, из которой его перевели по очередному партийному призыву в тридцать седьмом — после крупнейшей зачистки в Наркомате внутренних дел. Да, он пользуется исключительным правом самостоятельно набирать в Лабораторию операторов и основных сотрудников. Да, он отчитывается только одному человеку и только с одним человеком согласовывает свои действия. Но кадры на вспомогательные должности ему приходилось брать из ведомства, к которому формально приписана Лаборатория. Тут у него не было ни друзей, ни добрых знакомых, которых он попросил бы дать надёжных, проверенных людей. С технарями более или менее повезло. С оперативниками и секретной службой — не очень.
Оперативников — ребят, которые осуществляли наблюдение и выполняли особые поручения, — он вообще не взял с собой в эвакуацию. Не подал рапорт об их прикомандировании, да и всё. Они же осуществляли наблюдение за кандидатами в основные сотрудники и в операторы и за членами их семей. Однако в сложившихся обстоятельствах подбор новых сотрудников и операторов был приостановлен на неопределённый срок. Понадобятся оперативные работники — в любой момент можно сделать новый запрос. Будет день — будет пища. Пришлют не лучше и не хуже прежних. Обязанности же по выполнению особых поручений были делегированы секретчику. И Геннадий что-то слишком уж рьяно взялся.
Будь Лаборатория хотя бы формально в составе Красной армии, при Генштабе, Бродов набрал бы проверенных людей: надёжную, сообразительную молодёжь из младшего комсостава. Таких, что им не понадобилось бы разжёвывать каждое задание, но которые к тому же хорошо дисциплинированы и поперёд батьки в пекло не лезут: к начальству с дурацкими инициативами и нахальными советами не пристают, самовольных действий не предпринимают. Да и стука от них было бы намного меньше.