Посвященная. Как я стала ведьмой

В один из дней репетиция была перенесена на завтра, и поэтому я, по какой-то причине голая, болталась под навесом «Цирка грез», когда услышала трубящий звук мотора «Харлея» Айлы. Я встала со своего стула и вышла наружу, прикрывая глаза ладонью, чтобы защититься от сияющего блеска пустыни.

Тасманийский дьявол несся, словно прорезая центральную улицу и оставляя за собой белый пыльный хвост. Айла заметила меня ярдов за двадцать и остановилась. Ловя ртом воздух, она вытерла глаза тыльной стороной ладони.

– Залезай! – Она дернула головой в сторону хвоста своего мотоцикла.

– Я не могу, – засмеялась я. Айла, сбитая с толку, поразилась:

– Это почему?

– Потому что там уже сидит какая-то девушка.

Девушка, сидящая позади Айлы, шлепнула ее по голове. Спрыгнув с мотоцикла, она прорычала:

– Я дойду пешком, спасибо.

Я забралась на сиденье, и мы рванули вперед, в путешествие по галерее ледяных скульптур: ангелы медленно таяли, исчезая по капле в надвигавшихся сумерках.

На следующий вечер в цирке семьи Биндльстифф участники развлекали себя тем, что прикладывали к лицам теннисные ракетки, а Айла усиленно закармливала меня наркотиками. Кислота, экстази, грибы и мескалин. Превратившись в бесформенную массу, терроризируемая бесконечным звуком моторов, доносящимся снаружи, я умоляла ее:

– Я боюсь, что я умру. Я что, умру? – без умолку твердила я, сжимая ее тоненькие маленькие ручки.

– Не переживай, – ответила она мне, успокаивающе и ласково. – Не думай ни о чем плохом. Если ты не думаешь о плохом, то ничего плохого и не случится. Попытайся думать только о приятных вещах. Хочешь, я спою тебе?

Она начала петь, но я не могла последовать ее совету. Мы обе знали, что иногда плохие вещи случаются, но у нее хватало воли притворяться, что это неправда.

На следующий вечер, когда было запланировано наше выступление, я все еще была не в себе. Мы рядами двигались по нескончаемым кругам, изображая людей, исполняющих вакханальные оргии. Артисты носили крылья, маски животных, перья и клювы, украшенные блестками; глаза подведены углем, руки увешаны золотыми браслетами. Акробаты раскачивались на трапециях над горящим замком или ездили вокруг него на унициклах. Когда замок, а затем и чучело человека рухнули под натиском огня, раздался радостный рев толпы, до тех пор, пока не начало казаться, что все вокруг уже было объято апокалиптическим пламенем разрушений.

Главным в Burning Man было само зрелище как таковое – эдакий спектакль разрушения для подростковых душ со всей Америки. Можно представить себе негодующих родителей, панически врывающихся в наш мирок с вопросом: «Какой в этом всем смысл?» И бунтующего ребенка, отвечающего: «Тут нет никакого смысла. Ты просто не понимаешь, пап».

Вот только в случае с Айлой не было никаких родителей, которые ругались бы по этому поводу, потому что ее мать давно умерла, а ее отец был, по ее словам, «каким-то беззубым провинциальным фермером». Она его едва знала. А кем были родители нашего поколения? Тогда пост президента занимал Клинтон. А мои дяди-гомосексуалисты назвали свою машину с откидным верхом в честь Моники Левински.

Той ночью на центральной площади, наблюдая за догоравшим огнем, свернувшимся на песке, я чувствовала, словно фестиваль символизирует весь западный мир. Капиталистический патриархальный мир любит что-либо создавать лишь затем, чтобы потом посмотреть, как это будет разрушаться. Мы добываем ресурсы и используем их для изготовления захватывающих игрушек, чтобы затем уничтожить их в огне нигилизма. Сожжение человеческого чучела было очищающим, древним ритуалом, но в нем не ощущалось безнадежности или отчаяния. Словно наша цивилизация одичала и вышла из-под контроля, а мы просто позволили этому случиться и даже рады тому, что это произошло; потому что в этой цивилизации уже не осталось ничего настоящего, не нашлось наставника, лидера, который вел бы нас и мог спасти. Если бы планету собирались уничтожить в огне, мы бы все так же танцевали, но уже вокруг этого костра.

И, наконец, Европа. Айла привезла весь коллектив цирка в Шотландию, чтобы мы выступили как уличный театр на Эдинбургском фестивале «За гранью». Мы приняли решение отправиться в поездку в последний момент, и поэтому, несмотря на связи Айлы и ее деньги, в первые несколько дней мы не могли найти место, где можно заночевать. Город был переполнен туристами. В первую ночь пребывания там мы ночевали на кладбище, не сильно отличавшемся от тех, древнеитальянских, которые мы воображали себе в горячей ванне на Русской реке. Каменные обелиски, скорбящие ангелы и древние мраморные крипты в трещинах, оставленных временем и дождем. Я устроила себе постель в круге из кельтских крестов, наполовину покрытых мхом. На протяжении всей ночи мой сон прерывали странные духи: оранжевые кусающиеся мошки и разъяренные быки. Но страдания Айлы были еще хуже: феи Старого Света были в ярости от того, что фея из Нового вторглась в их владения.