Посвященная. Как я стала ведьмой

Мчащиеся колесницы и горящие факелы. Группа театра пластики «Труппа Хаоса» исполняла «Калигулу» Альбера Камю. Руки и лица актеров, одетых в простые черные джинсы и рубашки, сверкали в темноте театра. Без декораций, и в принципе без какой-либо постановки, они изображали Рим с его колоннами, виллами и амфитеатрами. Темы спектакля были ясны: декаданс, эгоизм и стремление олигархов сжечь весь мир ради мимолетных удовольствий. Шоу оказалось метким. Строгим. Я сильно сомневаюсь, что кто-либо из его актеров закинулся кислотой перед выступлением.

После этого участники моей группы вместе со мной бродили по улицам в своих шутовских костюмах, паясничая и передразнивая людей в толпе, ходивших между театрами. Но я не получала привычного удовольствия. Парадокс все дразнил меня, что я играла роль унылого клоуна. Он подходил ко мне, гримасничая, скручивался и присаживался на корточки, тихонько всхлипывая, а затем вскакивал и широко мне улыбался, ожидая, что я начну смеяться. Я не могла объяснить ему, что чувствую. Что наша маленькая труппа просто бегала бесцельно, ночуя на кладбищах, воруя в церквях, паясничая на улицах, живя в чем-то наподобие хаоса, но, в отличие от того выступления, что мы видели накануне, у нашего хаоса не было смысла.

Энергия Айлы была хаосом. Она олицетворяла дух Шута. В Таро Шут дикий, аморальный, разнузданный, – неконтролируемое электричество, блуждающее в пространстве в поисках изолятора. Айла не нуждалась ни в структуре, ни в форме. Ей не требовалось контактировать с чем-либо или работать, кому-то подчиняясь. Она была космическим эльфом, созданием бездны. Когда мы находились под кайфом, Айла была счастлива. Не обычный «трип». Не путешествие в Авалон. Ее путь к Землям Сияющих был возвращением домой. Ей нравилось позволять себе растворяться и разъединяться на части в волнах. В противоположность, энергия «Труппы Хаоса» была контролируемой, запряженной, чтобы тянуть колесницу смысла, погружать людей на более глубокий уровень, развиваться и двигаться куда-то.

Неожиданно весь этот кутеж, которым я занималась с «Цирком мечты», показался мне каким-то детским. Я хотела, чтобы моя работа была интеллектуальной. Становилось недостаточно просто бунтовать и все отрицать; я хотела работу, которая что-то значила бы для людей. Я была настолько отсутствующей в тот вечер, что Айла не переставала спрашивать, что со мной случилось. Она отправилась в магазин и купила мне два прекрасных кашемировых свитера: один цвета шотландского вереска, а второй – тыквенно-оранжевый кардиган с пуговицами из перламутра. Но моей улыбки в ответ на эти подарки оказалось недостаточно. «Что бы я ни делала, тебе всегда мало», – проныла она и опять исчезла в толпе. Снова оставив меня переживать, не бросит ли она меня в очередной раз где-нибудь в Шотландии, без денег, без кошелька и даже без паспорта.

На следующий день Айла взяла напрокат машину, и мы поехали на побережье, остановившись возле груды желтых валунов, образовывавших полукруг вокруг серого Северного Моря. Мы сбежали по тропинке, скидывая одежду, поспешно нырнули в воду, замерли, пораженные ее северным холодом. Волны поднимали и опускали нас, наши тела порозовели, зубы стучали. Мы держались за руки, образовав круг. Ныряя по очереди, мы словно крестили друг друга, как русалки, даря друг другу новые и новые имена. Плавали на спине под сияющим солнцем. Издавали спонтанные звуки, гул и щелканье – волшебный язык, которые попал к нам от Мата Мари, волшебной богини моря. Ради подобных моментов я и жила со своей группой. Я лежала в холодном, мерцающем свете, а мои подруги, дети-феи, танцевали в круге вокруг меня, поднимая меня и напевая. Контуры лиц освещались солнцем, я видела сияние их глаз, любовь, горящую во тьме.

Бунт, выбор жизни артиста, аутсайдера или ведьмы, ведет к множеству трудностей и лишений. Ко многим сомнениям относительно себя самого. Но есть и моменты, подобные этим. Моменты такой откровенной и случайной красоты, что тебе кажется, словно ты живешь так, как было предназначено людям – в радости и свободе. И тогда появляется чувство, что это того стоит. Любая другая жизнь после такого кажется невозможной.

Вечером мы прибыли в поместье XVIII века в Шотландском нагорье, которое Айла забронировала, чтобы сдержать обещание, данное ею возле Русской Реки. Мы будем спать в замке. К востоку от нас маленькая речка обнимала склон холма, покрытый пурпурным чертополохом, вереском и маленькими мшистыми деревьями. Белоснежные лошади гарцевали на пастбищах с изумрудной травой, а на севере растянулись до самого горизонта поля хлебов, по пояс высотой, волнуясь, словно золотое море.