Посвященная. Как я стала ведьмой

Наши истории не заканчиваются, когда мы не получаем нужного нам результата. Я не поступила в Школу нового танца. В тот момент я считала, что магия меня подвела. Тогда как на самом деле мой сон, мои знаки, мои заклинания открыли мне мою жизнь, привели меня в Европу и дали мне намного больше. Даже эти слова – часть послания моего изначального замысла. И, как обычно и бывает, так сложилось, что магические слова моего Волшебника оказались правдивыми.

Глава девятая. Враги и союзники в астральных реальностях

А теперь женщины возвращаются, издалека, из вечности:

Из «отсутствия», из вересковой пустоши,
где ведьмы хранятся живыми…

Элен Сиксу, «Смех Медузы»

Принцесса Диана умерла за несколько дней до того, как я приехала. Англия была в трауре. Принц Гарри и принц Уильям торжественно шли позади похоронной машины своей матери, пробираясь сквозь улицы, по колено усыпанные цветами. Цветы вздымались горами вдоль дороги. Слой цветов по пояс был перед воротами дворца. В тот момент я сама выглядела как Диана, с короткострижеными и выкрашенными в блонд волосами. Люди подходили ко мне прямо на улицах, рыдая, предлагая потрепанные букеты. Я ассоциировалась у них с их горем. С принцессой Дианой. Мне очень нравилось, как она сказала: «Мне нравится быть свободным духом. Некоторые не любят это, но такова я». В детстве у меня был бумажный набор, состоявший из куклы-принцессы и всех ее одеяний: меховой шубки, строгих блуз с накрахмаленными воротничками, короны, подвенечного платья. Смерть принцессы Дианы была сигналом, по крайней мере для некоторых из нас, что миф о принцессе – спасенной принцем и затем живущей даже счастливее, чем прежде, – закончился. Никто не собирался прийти и спасти нас. Патриархальный мир пытался внушить нам миф о принцессе, и теперь мы смогли увидеть, где он заканчивался: в огне.

Я приехала в Англию, остров моих предков и место рождения нынешнего ведьмовства, в начале сентября 1997 года и сняла комнату в доме вдовы в Нью-Кросс Гейт, в южной части Лондона. Вдова – пожилая веселая женщина – прежде жила в Вестминстерском аббатстве, когда ее муж еще был жив и служил там дьяконом. Теперь она сдавала свободные комнаты студентам. Это был запутанный клубок из построек в викторианском стиле, сделанных из камня. Каждый дом на улице прижимался к следующему настолько плотно, что между ними не оставалось пространства. Не было двора при входе, а задние дворики с садиками соединялись все вместе в дикое буйное пространство, напоминавшее мне о Кролике Питере[87]. Друг от друга сады отделялись лишь низенькими белыми заборчиками, и все было утыкано прудиками, окруженными зарослями ивы, фиолетовой капустой и дикой морковью. Стаи ворон кружились, посмеиваясь, каркая друг на друга, взмахивая сутулыми черными крыльями и пожирая улиток.

Во время блицкрига нацисты покрыли ковровой бомбежкой южную часть Лондона, поскольку она располагалась рядом с портом. В каждом квартале у нас по соседству были полосы современных зданий, которые начали строиться в 1950-х годах, – шрамы после войны в целые километры длиной, прорезавшие улицы насквозь по диагонали. Моя квартирная хозяйка находилась в Лондоне во время блицкрига. Ее отец был священником, и в то время, как здания вокруг дрожали и рушились, он перебегал в спешке от дома к дому между своих прихожан, предлагая им хлеб и помощь. Хозяйка сказала мне, что она определенно присоединилась бы к духовенству, вот только церковь не позволяла этого, поскольку та была женщиной. Поэтому она сделала следующую по списку лучшую вещь: вышла замуж за дьякона. Она растила его детей и пекла хлеб для него, а он нес церковную службу и заботился о своих людях. В пабе ниже по улице в шестнадцатом столетии был убит Кристофер Марло[88], а Уильям Блейк[89] видел дерево с сидящими на нем ангелами на заросшем кладбище прямо за холмом, куда я часто приходила, чтобы напомнить себе, что ни одно мучение не может длиться вечно. Через определенное время, говорили мне буйные лозы и крошившиеся кресты, природа решит все загадки.

Моя комната была узкой и похожей на тюремную камеру. Стены были покрыты обоями в стиле Уильяма Морриса – мешанина птиц, виноградных лоз и гранатовых деревьев. Тусклый северный свет робко пробивался сквозь кружевные занавески. В первую ночь я лежала в кровати, комковатой и бесформенной после потеющих тел десятка разных студентов, побывавших тут до меня. Я не могла заснуть. На протяжении всей ночи леденящие кровь вопли доносились из сада на заднем дворе. На следующее утро я сказала своей хозяйке, что, наверное, кто-то был убит под нашей ивой, и она ответила: «А, да, это лисы. Они ведут шумный образ жизни, не правда ли? Но весной ты увидишь их щенков, какие они прелестные, эти пухлые комочки рыжего меха».