Поначалу я пыталась прожить в Лондоне без стриптиза. Я знала, что работа, связанная с сексом, разрушила меня, вогнала в стресс, забрала огромную часть моей души и держала ее заключенной где-то в клетке (иногда буквально), подальше от меня. Хуже всего то, что это создавало сложности для меня в плане взаимосвязи верхней части тела с нижней. Где-то в области бедер мои верхняя и нижняя части переставали контактировать и не понимали, как разговаривать друг с другом. Я часто теряла равновесие. Я полагала, что если буду прикладывать достаточно сил, то, может быть, смогу соединить две части вместе. Мы выполняли пируэты, и я путалась в своих же ногах, пытаясь сделать их как можно больше и в результате падая. «Тысяча падений рождает танцора», – повторял мой преподаватель, когда я лежала, распростершись, на полу.
Однажды я спросила одну из своих учительниц по балету, могу ли я получить ее подпись, чтобы взять дополнительные занятия по пилатесу, предлагаемые школой. У нас уже был один урок пилатеса в неделю, но я хотела еще.
– Нет. Ты достаточно сильная, Аманда. Тебе не нужно работать еще больше, – сказала она мне, отрицательно помотав головой. – Тебе нужно снизить уровень стресса. Никакого пилатеса сверх того, что уже есть у тебя в расписании. Попробуй медитировать.
К моему большому сожалению, и к сожалению всякого, с кем я встречалась на тот момент, я не попыталась медитировать, как мне посоветовала преподаватель. Как концентрация на своем дыхании вообще могла что-то изменить? Что мне нужно – так это больше мускулов, больше силы. Наша цивилизация вбивает нам в головы с самого рождения, что если ты не достиг успеха, то это только потому, что ты прикладывал недостаточно усилий. Но, разумеется, это правило не берет в расчет тех, кто вешает на свою стену трофеи, добытые не тяжким трудом, а за счет привилегий. Не говоря уже о тех, кто не делает
Где только я не работала. Я обслуживала столики в цирке Пикадилли, я работала в баре Сохо и в ресторане для туристов на южном побережье. Некоторое время я трудилась в Доме магии в качестве ассистента фокусника, заставляя исчезать бокалы с мартини, вытаскивая бесконечно длинный шарф из пасти собаки и привязывая завывающих женщин к стульям, в то время как фокусник заставлял их оторванные головы кататься по полу, словно дыни. Но Лондон – дорогой город. Я не могла обеспечивать себя таким образом. Я постоянно должна была деньги своей школе за обучение. Я часто не могла позволить себе поесть. Я больше не желала видеть картошку. Я ходила в одиночестве вдоль Темзы, по мощеным улицам Бермондси и Лондонскому мосту, минуя железную клетку, вывешенную над дверью какого-то маленького тюремного музейчика. В Средние века должники и преступники были бы заперты внутри, с лицами, черными от сажи, протягивая костлявые руки сквозь решетки и выпрашивая остатки еды или глоток воды у детей чернорабочих, носившихся внизу.
Недолго мне довелось тяжко работать в эскорте, появляясь в домах зажиточных мужчин посреди ночи, когда их жены отсутствовали. Я уходила из дома своей квартирной хозяйки-христианки, вызывая поздно вечером такси, чтобы поехать домой к тому или иному гедонисту, контакты которого агентство отправляло мне на пейджер. Бывший продюсер Монти Пайтона, который испытывал благосклонность к русским девушкам за то, что они «на самом деле знали, как надо работать». Шведский нефтяной магнат, обладатель средневековой кровати с отсеком внизу, где держали гончих собак, чтобы они согревали постель. Я переживала: «Вдруг он и меня туда засунет?» Изуродованный мужчина, летчик, все тело которого было покрыто шрамами, потому что однажды он вбежал в горящее здание, чтобы вытащить оттуда ребенка, и в награду за свой героизм теперь вынужденный платить женщинам за секс. И это было далеко не все.
Я постоянно чувствовала, что нахожусь в опасности. Тело, над которым я так тяжело и упорно трудилась, все время было под угрозой. И насколько я могла судить, мое тело – единственная вещь, которой от меня хотел этот мир, но зачастую то, чего он хотел, подразумевало под собой злоупотребление, а затем разрушение. Но я стремилась сделать все возможное, чтобы остаться в танцевальной школе. Я сказала себе, что я стану танцором либо же умру, пытаясь это сделать.
Теперь уже, когда я – ведьма, я понимаю мощь и силу слов и заклинаний, которыми мы разбрасываемся, а также их связь с нашими намерениями. Я бы посоветовала никому никогда не произносить «Я сделаю что-либо или умру». Вселенная воспримет это как вызов. Она предоставит такое количество испытаний, которое только возможно. И если ты будешь упорно твердить себе: «Что нас не убивает, то делает нас сильнее», твои испытания никогда не закончатся.