Большая часть женщин, которых мы сейчас идентифицируем как ведьм, не могли бы себя причислить к таковым по меньшей мере предыдущую тысячу лет или около того. Многие считали себя христианками, протестантками или католичками, но они практиковали техники колдовства, говоря с духами, используя травы, находя потерянные вещи. Корни моей родословной уходят глубоко в земли, по крайней мере, согласно стандартам европейских американцев. Мы были здесь еще до Гражданской войны, еще до того, как Калифорния стала штатом. Изображения женщин в викторианских платьях с высокими воротниками, в кружевных перчатках, стоящих перед обшитыми досками хижинами на месторождениях нефти в Калвер-Сити. «Я думаю, это твоя прапрабабушка, бабушка Иен, – сказала мне мать. – Она всегда собирала волосы в такую высокую прическу». Женщина на фотографии выглядела чересчур эффектно для нефтяного месторождения; дети с грязью, размазанной по лицам, играли со старой жестяной банкой у ее ног.
У мамы был особый интерес к женщинам нашей семьи, хотя по большей части в историю вошли мужчины. Я – прямой потомок Даниэля Буна[115]
, первопроходца, носившего шапку из шкуры енота. А также Джона Харта, подписавшего Декларацию независимости штата Нью-Джерси. Мужчины моего рода прибыли в Калифорнию ради нефти, черного золота, плескавшегося океанами под иссушенной землей. А некоторые приехали ради металла, желтого золота, серебра. Но истории о женах этих мужчин и их дочерях записаны не были. То немногое, что мы знаем о моих прародительницах, передавалось через поколения устно, хранясь в памяти и зачастую урезаясь до размеров сноски в книге.После смерти мужа моя убитая горем прапратетя Мета оставила своих дочерей на пороге публичного дома в Анахайме в качестве наказания за неблагодарность. Девочки сидели на пороге до тех пор, пока в конце концов моя прапрабабушка Марианна не спасла их. Тогда не существовало Диснейленда или I-5[116]
, только апельсиновые рощи и зайцы на многие километры. Мне очень нравилась фотография прапрабабушки Марианны. На ней она была одета в расшитый жакет-болеро, который до сих пор висит у меня в комнате, где я практикую магию, – темно-бордовый бархатный жакет, подшитый золотым шелком, с колючей золотой вышивкой и цветными стеклянными бусинами. Будучи самой «ведьмовской» из моего рода, Марианна носила этот жакет в цирке. Бабушка рассказывала, что она была напористой женщиной и ходила с обезьянкой, которая кусалась. Она курила сигары, пила виски и вызвала скандал в Южной Калифорнии, когда настаивала, что должна носить брюки, чтобы иметь возможность сидеть верхом на лошади, перекинув ноги по обе стороны. Ее седло по сей день находится в музее Анахайма. Но, как показывает история, ей всегда нужно было иметь рядом мужчину.Как только уходил один мужчина, она буквально перерывала землю вокруг, пока не находила себе другого, который занимал это место. Моя прапрапрапрабабушка являлась потомком леди Дин. Мама убеждена, что она была дворянкой, хотя у меня есть сомнения на этот счет. По пути из Англии она умерла при родах, когда корабль огибал мыс по пути в порт Сан-Франциско, где семеро ее выживших детей затем искали счастья в Золотой лихорадке.
В коробке хранилось изображение моей бабушки из ранних 1950-х, на фотографии она, блондинистая и кокетливая, в заостренном бюстгальтере, позирует для каталога. Стоя слегка облокотившись на зонтик, она вздернула подбородок в сторону прожектора, направленного на нее. Вероятно, ей было около восемнадцати на тот момент, еще до того, как она вышла замуж за моего деда, этого демона, а затем сгорбилась от полиомиелита. Уже будучи в разводе, матерью-одиночкой, она в итоге выбила себе место продавца рекламы в газете «Морро-Бэй Трибьюн» и пошла вверх по карьерной лестнице, от секретаря до редактора, пока ее не выкинул вон патриархальный переворот. Она родилась в момент большого землетрясения. Расписанная орнаментами тарелка упала на пол и разбилась, она по-прежнему висит на стене в ее доме в Северной Калифорнии. Знак того, что Персефона правила линией нашей семьи: земля содрогнулась, и Гадес восстал из бездны, чтобы вернуть свою невесту в преисподнюю.
В той же коробке была фотография мамы из моих ранних подростковых лет, когда она находилась на пике своих ведьмовских сил. Ее волосы длинные, она сама одета в ткани цвета камня, вина и крови. Между ее пальцами зажат мощный амулет, и она смотрит на зрителя, изогнув брови и прищурив глаза, словно глядя на средневекового обвинителя с выражением: «Я вижу тебя. Ты – лицемер, и у тебя нет власти надо мной».