Посвященная. Как я стала ведьмой

Вскоре после появления богини на нашем участке я отправилась навестить свою подругу Милли, жившую в Джорджии. Мы с Милли вместе работали над сценарием о колонии, населенной призраками, и мне хотелось провести небольшое исследование. Во время написания этого сценария я окружила себя музами Юга: записями Алана Ломакса, кранком[120] Атланты, Palace Brothers Уилла Олдхэма[121], Cat Power[122], а еще песнями восходящей звезды нью вайрд американского фолка[123], который жил в Атенсе, Джорджия, и писал песни, такой необычайной простоты, скромности и красоты, что я немедленно в них влюбилась. Я слушала этого музыканта снова и снова, когда училась в аспирантуре, пытаясь снять с себя проклятие Носферату. Его музыка составляла мне компанию, когда я плакала в своей постели или когда восхищалась звездами, сидя на пустынном холме, желая подняться вверх по звездному свету. Я смотрела на его фотографии в MySpace, сидя на крыльце в сумерках южного вечера: светлобородый фронтмен с протяжным произношением, щеголь-хулиган, и что-то в нем подсказывало, что он любил этот мир настолько сильно, что мог бы съесть его, если, конечно, это не разобьет ему сердце. Я отправила ему сообщение с вопросом, не будет ли он выступать в то время, пока я нахожусь в Джорджии. Его ответ пришел мгновенно. Концертов не будет, но если я появлюсь в городе, то мы могли бы встретиться где-нибудь и вместе выпить.

Нашим местом свидания оказался бар. Музыкант был в розовой кепке, низко надвинутой на лицо. Переживая, что его кто-нибудь мог увидеть, он предпочел сесть в глубине помещения. Его бывшая девушка буйствовала после их расставания. Вскоре мы попали к нему домой. Маленькая ферма с домиком возле дороги в никуда, поглощенная соснами и кудзу, с золотистыми коровами, мычавшими в полях неподалеку. По пути туда он волновался, что не вполне стабилен эмоционально. Он оставил «бывшую» в преисподней. Он любил ее, но перед ним расстилался целый большой сияющий мир, который он должен исследовать. «Я иногда такой урод», – заявил он чарующе.

В гостиной он включил цветные фонарики, обвивавшие голую куклу с механическими голубыми глазами, которые моргали. Поперек ее живота черными чернилами был написал какой-то номер телефона. Я подозревала, что если исследовать дом более тщательно, то удастся найти много подобных номеров. Барабанная установка, старый диван, графическое изображение крылатого льва Абраксаса (бога, который благословил пару, изображенную на карте Влюбленных в Таро) было приклеено скотчем к стене над двумя стоящими рядом фортепиано. На кухне – прикрепленная магнитом записка от руки: «Холодильник выключен. Включи».

Мы сели рядом на лавочку для пианистов, моя голова склонилась на его плечо, а его пальцы медленно, грустно перебирали клавиши цвета слоновой кости.

– Сыграй мне одну из своих песен, – попросила я и назвала свою любимую.

– Тебе она нравится, да? – он улыбнулся. Он обожал аплодисменты – Лев в Восходящем Льве.

Я кивнула. Песня была панихидой, возникавшей из пруда памяти, капающая влагой жалобности, окруженная светлячками и с запахом потерянного детства.

– Особенно припев, когда ты произносишь Please, I’ve waited[124] снова и снова, – ответила я ему.

– Ну ладно, поехали, – сказал он.

Его голос дрожал и срывался, когда он пел. Я ощущала от него запах соли и пива, грусти, поэзии, и я прикоснулась пальцами к его темному от загара запястью. Когда он закончил петь, то повернулся ко мне, запустил руку мне в волосы; у меня сбилось дыхание, а он сказал прямо перед тем, как поцеловать меня: «Мы можем безумно любить друг друга, если это только на сегодня?» И я ответила «да», вложив в него все, что у меня было. Да, тысячу раз да. Хотя я и знала, что той ночи будет для меня совсем недостаточно.