Потаенное судно

Народу собралось, как на престольный праздник. Не диво ли дивное: местная радиотрансляция загодя объявила, что прилетает самолет из города, будет бесплатно катать ударников труда, которых на правлениях колхозов выдвинули и которых сельсовет утвердил по списку. Многие отказались от такой чести заранее. Некоторые передумали, уже когда подходил их черед. Большинство же садилось, решив: «Раз выпала такая планида, куда деваться. Будь что будет!»

Антон впивался побелевшими пальцами в борт летака, глядел вниз во все глаза. Ветер косматил волосы, бил по ушам, как при самой сильной скачке. Летак то подпрыгивал, будто дрожки на ухабе, то вниз проваливался неожиданно — даже в позвоночнике немело.

Антону вдруг подумалось о том, что вот так, видимо, и Полина где-то летает. «Как все в жизни неожиданно получается, жила-жила в Новоспасовке, бах — куда-то улетела, мужскими делами занялась. Что ее туда толкнуло? Что потянуло? Может, характером такая?..» Антон помнил, как Полина после киевских курсов птицеводов срезалась с председателем Дибровой. Уж она ему все высказала и за курей, и за людские обиды. Диброва только ртом зевал, пытаясь что-то вставить в свое оправдание, но она так и не дозволила вставить. А потом грохнула дверью — ушла из колхоза, подалась на выселки, в совхоз «Бердянский». Дальше Антон и не ведал, как обстояло дело. Только услышал про Полину, что она уже под Севастополем, в Качинской школе пилотов.

Далеко улетела. Даже и не верится, что когда-то в кремушки с ней играли, женихались.

Вылазил из кабины задом наперед. Сперва перекинул за борт одну ногу, нащупав желтым полуботинком резиновую планочку на плоскости крыла. Рядом поставил другую. Спрыгнув на землю, пошел в толпу, пьяно покачиваясь от удивительного безветрия. Хлопцы толкали его кулаками в грудь, стукали ладонями по лопаткам, завидовали:

— Как там, на небе? Господа видел или нет?

Но разве те, кто не побывал там, могут понять чувство Антона? Никогда не могут! Он толкался в народе, улыбаясь чему-то своему, загадочному. На все шутки, на все замечания смотрел снисходительно, вприщурку. Ему одному было известно то, что для остальных пока находилось за семью печатями. Ему даже показалось, что он начинает понимать Полину, по крайней мере, близок к ее тайне.

Дома его ждало событие, заставившее задуматься еще серьезнее.

Настасья Яковлевна, прежде чем налить в миску остывшего борща и подать хлеб и нож, достав их из глухого шкафчика, встроенного в стену, вытерла стекло лампы, хукая, а то и поплевывая на него, чтобы чище снимались мушиные обсидки, чтобы легче вытиралась пыль и темная копоть. Когда Антон, низко наклонясь, с жадным присвистом начал хлебать борщ, она не вытерпела, чтобы не открыть новость. Обхватив сама себя за плечи, обтянутые голубой сатиновой кофтой, поставив локти на край стола, наклонилась, едва не доставая головой головы сына, спросила:

— Чув?

— Что?

— Про Польку?

— Нет.

Настасья Яковлевна обрадовалась ответу: это давало ей возможность с доскональными подробностями поведать сыну чудесную новость. Но прежде чем начать рассказ, еще раз удостоверилась:

— Иван был на выгоне?

— Який Иван?

— Дудник, який же, Полькин брат!

— Был.

— Ничего про сестру не говорил?

— Ничего.

— Так слухай. — Смахнула ладонью крошки со стола, снова обняла себя за плечи. — Такое зробила, что гомон пошел по всем краям!..

Антон положил ложку на стол.

— Да ты ешь, ешь!.. Она где службу несла?

— В Житомире… — неуверенно подсказал Антон.

— А чего же говорится, что из Севастополя?.. — в сомнении задумалась Настасья Яковлевна. — Ну, бог с ним! Слухай. Собралось их аж трое, таких девчат. Она, Полька, потом… Кто же еще?.. Ага — Ломако. А третью забыла. Как же ее? Така гарна у нее фамилия. Зовут не то Мария, не то Марина… Сели они втроем в яроплан в Севастополе и понесло их без передыху аж знаешь куда?

— Куда? — нетерпеливо откликнулся Антон. Его уже тоже начало познабливать от любопытства.

— Через всю краину, прямо на далекий север. В Архангельске опустились.

Антон вначале не мог вразуметь, что за нужда гнала их «без передыху», как сказала мать. Разве нельзя было опуститься, отдохнуть и лететь дальше?

— Тетеря! Им же задача такая, чтоб без посадки. Сести-то не на что: гидроплан же, колес нет, на землю не опустишься. Так и рассчитано: от воды до воды. От Черного до Белого моря. Понял?

Антон поднял скобу тяжелых бровей, наморщил высокий лоб.

— Хто це казав?

— Хто-хто! Сорока на хвосте принесла! — Настасья Яковлевна явно была довольна впечатлением, произведенным на сына ее рассказом. Спохватившись, запоздало спросила: — А ты летал чи нет?

— Было трошки! — как бы нехотя заметил Антон.

Мать даже руками всплеснула:

— А если бы загремел вниз!

— Полька ж не загремела.

— То Полька!.. Шо ты равняешься? Она знаешь какая? Ей бы в штанах родиться!

— Откуда ж вы узнали про перелет? — допытывался Антон у матери.

Настасья Яковлевна, вытерев сухие губы о свое плечо, ответила без загадок: