Потаенное судно

Прижился Баляба на новом корабле. И на Ханко пришлось сходить, и на Гогланде побывать. В последнее время базировались на Левенсаари, по финским шхерам рыскали. Немецкие караваны уже в море опасались выходить, так Богорай их в укрытиях выискивал. Отчаянный мужик. Сам он из оренбургских казаков. Говорит, катерники конникам — прямая родня, и там, и здесь — схожий аллюр. Богорай сух телом, невысок ростом. Чуб черный, густой, непокорный — все из-под фуражки выбивается. Глаза темно-карие, с зеркалящими зрачками. И усы у Богорая заметные: казацкого рисунка. Хозяин то и дело подбивает их концы вверх, чтобы в лице больше лихости было. На командире американская, черной кожи, меховая куртка на молниях, кожаные меховые брюки, болотные сапоги. Да и все катерники тепло одеты. Только с той разницей, что куртки да брюки не хромом покрыты, а плотной, водонепроницаемой защитного цвета тканью. Вся эта одежда получена по ленд-лизу.

Богорай вовсе не похож на Лотохина. Но тоже пришелся по душе Антону. Где ему, Балябе, лучше: на эскадренном миноносце или на торпедном катере? Спроси — не ответит. Лотохина Вячеслава Семеновича, конечно, не забывал, да и вряд ли когда забудет.

Антон спрыгнул с полуторки на Кировском проспекте, как раз напротив Малой Посадской. Спустился вниз. Пересек сад, вышел на мост, что через Малую Невку переброшен. Его охватило ледяным ветром. Застегнул ворот шинели на крючок, подтянул потуже ремень, разгладил складки, протер рукавом потускневшую бляху, придавил зубами на всякий случай ленточки бескозырки. Зажимая под левым локтем сверток с гостинцами, угнув против ветра голову, широко зашагал в сторону Васильевского острова.

Город был необычно тих и пустынен. Только где-то вдали постукивали орудия, доносился еле слышный шум самолетов. Морозный воздух — сухой и прозрачный. Полдневное низкое солнце светило холодно и скупо, его лучи скользнули по воде, по домам, вода в реке зыбилась крупной болотного цвета зыбью.

Войдя в подворотню, Антон пересек двор, поднялся на третий этаж, долго стучал кулаком по белой металлической ручке двери. Стукнул несколько раз носком ботинка. Дверь бесшумно отворилась. Перед Антоном стояла рослая молодая женщина в длинном стеганом халате. Темная шаль, глубоко запавшие глаза и особенно чернота под ними сильно старили ее. Женщина пригласила:

— Да, да, проходите.

В комнате было холодно, потому неуютно, неприветливо.

Женщина усадила его на диван, накинула себе на плечи шерстяное одеяло.

— Коченею! — призналась с еле заметной улыбкой.

Антон снял бескозырку, положил ее на колени рядом с газетным свертком. Он не знал, о чем говорить с этой женщиной.

— Хотел проведать стариков. Отцу Вячеслава Семеновича думал сказать…

— Что? — встрепенулась женщина.

— Про сына.

— Семена Афанасьевича нет в живых. Их управление разбомбило, — сообщила она нервной скороговоркой.

— А мать?.. — спросил с надеждой.

Женщина укуталась теплее, еле слышно сказала:

— В прошлом месяце похоронила.

— Не знал, — протянул растерянно Антон. — Думал, приеду, скажу…

— Что?.. — снова перебила его женщина, настороженно следившая за каждым его словом.

— Про командира нашего…

— Мы извещение получили.

— Получили? — удивился Баляба.

— Штаб флота сообщил о его гибели.

— Так он, выходит, погиб?.. Я считал… — Антон замялся. — Может, думаю, как другие, выплыл. Там катеров много подходило — и немецких, и наших. Может, думаю, кто подобрал.

Женщина почти вскрикнула, подавшись к Антону:

— О чем вы говорите? Кто подобрал?

Антон вроде бы размышлял сам с собою:

— И гидросамолеты садились, и тральцы ходили… Недавно трюмного электрика встретил на базе подплава. Говорит, его спас рыбак, к нашим переправил… Человека утопить не так-то просто, — заключил уже уверенно. Он сам начал проникаться мыслью о том, что все возможно, что пройдет время, и многое выяснится, кое-кто еще объявится.

— Думаете?

Она так посмотрела на Антона, что ему сделалось не по себе, даже пожалел: «Зачем наобещал столько?» Смелея, наконец спросил:

— Кем ему доводитесь? — Знал, что ни сестры, ни близкой родственницы у Лотохина нет.

— Жена… — неуверенно промолвила собеседница, зябко двигая плечами.

Антон удивленно посмотрел ей в глубоко запавшие глаза.

— Лера… — назвалась, тут же поправившись: — Калерия Силовна… — Показалось, она даже порозовела от смущения.

«Таки женился, — подумал Антон, — а на корабле все считали командира холостым». Баляба ничего не слышал об этой женщине, не знал ее. Не знал, да и не мог знать, что еще до получения похоронки Лера перешла жить в этот дом, чтобы как-то поддержать занедужившую мать Лотохина.

— Ось вам, — протянул ей сверток.

— Что это?

— Гостинец. Матросы просили передать, — зачем-то свалил все на матросов. Видимо, опасался, что Калерия Силовна откажется от принесенного. Но она не отказалась. Положив ей на колени сверток, Антон заторопился.

— Так скоро? — удивилась, но не стала задерживать.

— В Гостиный надо заглянуть, — сказал на всякий случай Антон первое, что пришло в голову, хотя никаких дел у него там не было, да и не могло быть: магазины Гостиного двора были закрыты.