Читаем Потаенное судно полностью

Предвечерняя хмурь заметно сгущала воздух, затушевывая надстройки корабля, превращая его корпус в сплошную темную полосу. Над носовым утолщением полосы, точнее — над мостиком, вспыхнул, замигал торопливыми посылами пучков белого света семафор. Командир эсминца приказал катерам приблизиться, отстояться у его борта. Затем вместе следовать на поиск.

Эсминец рядом с торпедным катером выглядел исполином. Непостижимо высокой стеной возвышался его борт. Он лежал на воде спокойно, точно был впаян в нее. А катера то и дело взлетали на зыби, словно легкие скорлупки. Когда от борта эскадренного миноносца отвели «выстрел», спустили шторм-трап, головной катер подошел к нему «малым», застопорил машины. Антон Баляба поймал мягкий трап, почти повисая на нем, выровнял положение катера и трапа и передал трап в руки Богорая, который с рысьей ловкостью взобрался по его поперечным валикам на высоту борта миноносца.

Поиск начался перед рассветом. Из ближней губы, со стороны южного берега, к эсминцу подошли еще четыре торпедных катера.

Он лег курсом на вест, дал «полный». За ним, словно чирковый выводок за маткой, потянулись все остальные. Охота проходила безуспешно. Тревожимые нашими подводными лодками, караваны противника старались держаться западной части моря, проходя у самых шведских берегов. Ботническим заливом достигали Финляндии. Вдоль финского берега шли тоже с великой предосторожностью, держась в зоне действия береговых батарей, прикрываясь роями катеров береговой охраны, самолетами.

Командир группы поиска связался со штабом, попросил произвести авиаразведку. С небольшого аэродрома, расположенного западнее Кронштадта, взлетело звено разведчиков. Круто взмыв вверх, ушло в облака. По временам, внезапно выныривая над возможными пунктами стоянки или над внутренними путями следования судов противника, самолеты разом оценивали обстановку и так же внезапно, как и появлялись, уходили в облачную завесу.

К вечеру посвежело. Восточный ветер засквозил вдоль залива, сметая мутную наволочь, державшуюся низко у воды. Катера заволновало на зыби. То и дело проглядывало чистое, слегка зеленоватое небо. В проемах облаков покачивались некрупные, малого свечения северные звезды. По мутно-белесоватому оттенку, который принимало небо, уже угадывалось приближение белых ночей.

Нетерпеливый Богорай запросил разрешения «пошарить» в ближних шхерах. Он хотел пойти один, своим звеном, тремя катерами, хотел обследовать недальние укрытия. Командующий группой кораблей поиска, он же командир эсминца, дал «добро». Богорай перевесился через борт рубки, и над заливом послышался его сонный басок. Он передавал указания на свои, стоящие рядом, замершие катера. Передавал не по трансляции и не в мегафон.

— Командирам катеров слушать мою команду! Иду в правый ближний вход. Следовать за мной в кильватер. Поменьше шуметь, побольше прислушиваться. Обо всем замеченном докладывать. — Говорил пока в строго-спокойном командирском тоне. Но Богорай, кроме всего прочего, был еще и «лихим рубакой». А потому он, не выдержав делового тона, сунул два пальца в рот и оглушил окрестность разбойным посвистом: — Салаги!.. В кровяную печенку!.. Покажите себя! Зря мы, что ли, доппаек получаем? За мной!..

Прежде чем вступить в драку, надо себя взвинтить, разозлить, тогда яростней дерешься. Так он и поступил.

Катера легли на правый борт. Словно стальные острые коньки на льду, счесав белопенную густую стружку, произвели разворот, выровняли борта. А еще они были похожи на вспугнутых молодых чирят, которые, едва приподняв крылья, не поплыли, а побежали по воде, густо перебирая сильными невидимыми лапками.

Скалы поднимались над водой высоко, отвесно. Кое-где на прямых стенах, еле заметные на фоне зеленоватого неба, метелками вставали сосны. Шхеры двоились, троились, делали крутые повороты, образовывали тупиковые плесы. Здесь, как в лабиринте, не мудрено было и заплутать.

— Держаться кучнее! — передал Богорай по рации на катера. — Убавить ход! — И через минуту новая команда: — Глуши моторы!

Ночь темнела, сгущалась. Звезды проступали ярче, гуще, крупнее. Но от их мерцания видимости нисколько не прибавилось.

В лагуне, раскинувшейся слева, отстаивались суда. Отдав якоря, они замерли в серой темноте, похожие на обломки скал, упавших в воду.

— Командир, глянь сюда! — холодным шепотом нарушил тишину Антон Баляба.

— Вижу, — коротко и тихо ответил Богорай. Передал на катера: — Подходить вплотную. Торпеды зря не тратить. По одной на судно. Бить наверняка.

Даже не верилось в столь счастливую находку. Что же заставило заглянуть именно сюда? Какое непонятное чувство привело в это укрытие? Или это обыкновенная случайность? От охватившего чувства хотелось заорать, прокричаться, прогоняя ледяной озноб в горле.

Катера Богорая противник принял за свои. Стал запрашивать позывные.

— Салаги, в кровяную печенку!.. Топи, не жалей!..

На караване спохватились, но поздновато. Разрозненно и беспорядочно оттуда ударили пушки малого калибра. Застрочили трассирующими пулеметы.

Богорай выбирал добычу покрупнее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне