В монотеистических религиях Верховная Личность всегда субъектна с точки зрения видения: Бог видит всё, так что само видение провиденциально. У Сенеки в его нравственных наставлениях есть замечательное наблюдение: «Самое благотворное – жить словно под взглядом неразлучного с тобою человека добра» [Сенека, 1986, с. 57]. Ход мыслей Сенеки близок и Хайдеггеру: «Быть под взглядом сущего захваченным и поглощенным его открытостью <…> вот существо человека в великое греческое время» [Хайдеггер, 1993, с. 5]. Вселенная существует «под взглядом» – в этом специфика того, что называется патетично «бытием». Ж. Лакан говорит: «В мировом спектакле мы являем себя зрелищем» [Лакан, 2004, с. 81]; да, и не только мы. Вселенная существует «зрелищем», как и всё в бытии.
Время – не только «честный человек» по выражению Бомарше, но еще и нечто «бодрое». Dasain М. Хайдеггера, в отличие от обычного Sain, есть нечто «бодрое». «Дазайн» – это «бодрое бытие», отчего переводчик переводит на русский язык «бытие» как «присутствие». Бодрость тоже имеет свою причину: это увиденное, внезапно раскрывшееся взгляду субъекта и, тем самым, ставшее легким для принятия решения или свершения действия. Увиденное феноменологически тождественно проясненному: видение и свет соотносительны, причем видение первично, свет вторичен.
Время существует физически не как движение, а как условие всеобщего видения; свет существует как производная видения. Видение, в свою очередь, есть атрибут субъектности. За счет субъектности время выходит за пределы физики.
В науке физики время увязывается с движением, а свет с электромагнитными колебаниями, «волнами». Это чисто историческая условность. За пределами этой условности время связано с субъектностью, а свет с видением. При анализе того, что такое «видение», опять приходится обращаться к субъектности, а субъектность вновь приводит к времени. Что самое странное в этой связи, так это выпадение «движения». И это не случайно. Полезно вспомнить великого Зенона Элейского с его вечными «апориями»: движения нет. – Того движения, которое представляют себе физики в образах текущей воды или летящей стрелы. Между тем, эти образы становятся бесполезными уже по отношению к электричеству: «ток идет» – что это значит? Ток течет и не может не течь. По отношению к «току» даже понятие скорости бесполезно: ток идет, но без скорости. Потому что физика «тока» другая, нежели течение воды в водопроводе. Для иллюстрации этой мысли достаточно вспомнить сказку А.С. Пушкина про работника Балду, который отправил на перегонки бесенка и зайчонка. Хитрость Балды состояла в том, что на старте был один зайчонок, а на финише точно такой же другой. Движение было
Если вспомнить «синематограф», то его принцип в том и состоит, чтобы видеть движение, которого нет. В кинематографе время реально, движение – нет. Точнее говоря, в кинематографе реальны две величины: время и видение. Они, а не движение, физичны, причем, друг через друга.
Видение (с ударением на первом слоге) – это самый странный феномен из всего, что есть в этом мире. В видении есть знание. Знание-сила. В видении есть бытие, причем, видящего и видимого. Быть, собственно, и означает видеть и быть увиденным – снова и снова. Поэтому всё повторяется и «вечное возвращение» есть вторая сторона бытия, она же время. Что касается видимого «мира», то он есть результат масштабирования времени. Есть бытовой масштаб времени, при котором многое исчезает из картины мира, а многое возникает в форме видимости по типу кино, в том числе движение и производные от него три формы времени.
Загадка Ф. де Соссюра о языке
В своих воспоминаниях о юности и годах учения Фердинанд де Соссюр упоминает один занятный случай. В 14 лет он без толку, как сам заявляет, учился в коллеже, внимание его было рассеяно, но как только в греческом тексте Геродота встретился странный языковой факт, он крепко запомнился, так что в течение ряда лет молодой человек возвращался к нему снова и снова. Не надо быть великими педагогом, чтобы в самом этом случае увидеть признаки гениальности. С точки зрения гносеологии гениальность состоит в том, что не только человек ищет истину, но истина сама находит того человека, через которого она сказывается более-менее внятным образом. В философии языка Ф. де Соссюр интересен именно своей гениальностью, независимо от того, как его идеи оцениваются коллегами и насколько он прав или не прав в своих теориях. При гениальности истина сквозит в творениях исследователя независимо от его личных научных взглядов. По этому поводу иронизировал еще Сократ: в его словах надо слышать не самого Сократа, а того «гения» (даймона, духа), который говорит в нем и через него.