Язык (как и число – в отличие от счета) появляется вместе с цивилизацией, то есть по историческим меркам в пределах десятка тысяч лет. Появляется с использованием традиционных сигнальных форм общения человечества, но независимо от них. И причина появления языка имеет отношение к знанию технологий, причем, очень странному знанию: вне опыта, экспериментов, наблюдений. В истории философии первоисточникам знаний уделялось много внимания: это и сенсуализм, и рационализм, и априоризм. Между тем, история цивилизаций демонстрирует совершенно другой источник знаний: жреческие мистерии, трансовые ритуалы, сновидения, экстатические практики и энтузиазм. Первые знания появляются в готовом виде, в форме рецептов, а потом уже включаются программы познания в формах сенсуализма (Дж. Локк), рационализма (Р. Декарт), априоризма (И. Кант), культурно-исторической обусловленности трансцендентального субъекта (Г. Гегель).
Если обратиться к истории математики эпохи первых цивилизаций, то обращает на себя внимание следующий факт. Имеются чрезвычайно крючкотворные способы деления больших чисел друг на друга, причем никакого способа обоснования методов расчета нет, как нет и следов формирования любого из методов расчета. Иногда встречаются, напротив, очень простые способы расчета, и тоже без обоснования. Например, древние египтяне площадь круга вычисляли как восемь девятых диаметра в квадрате [Рыбников, 1994, с. 12] или одна двенадцатая квадрата длины окружности [Рыбников, 1994 с. 16]. В обоих случаях погрешность меньше процента. Откуда такая формула, неизвестно: это просто рецепт.
Комментарий к этому факту из трехтомной «Истории математики» московского академического Института истории естествознания и техники короткий: «Метод получения правила неизвестен» [История математики, 1970, с. 31]. Аналогичная ситуация с вычислениями объемов пирамид: логики расчета нет, но методом поправок к поправкам в оперировании числами достигается верный результат. «Во всей математике Древнего Востока, – писал голландский историк математики Д. Стройк, – мы нигде не находим никакой попытки дать то, что мы называем доказательством. Нет никаких доводов, мы имеем только предписания в виде правил: «делай то-то, делай так-то». Мы не знаем, как были получены теоремы…» [Стройк, 1969, с. 46]. Подобная методология имеет место и в древней фармации: дается рецепт лекарственного средства, который дополняется поправками и поправками к поправкам, причем, без всякого экспериментирования. Язык не является исключением; он однозначно вписан в логику той же культуры.Язык не возникает
подобно естественным процессам в природе: он появляется как система готовых рецептов благодаря особой гносеологии, практикуемой жрецами. Система языка выработана жрецами посредством «откровений» и совершенно независимо от населения. Поскольку множество «откровений» представляло разрозненную массу, возникала проблема их согласования посредством поправок и поправок к поправкам. Это та самая ситуация, которая характерна для плохого законодательства. Поэтому язык изначально имеет юридический, крючкотворный, характер: он не сигнализирует, а предписывает. Язык сразу возникает как письмо, и только письмо. Не случайно в истории языка наблюдается странная картина: чем древнее язык, тем он сложнее, тем более в нем нагромождений. Как отмечала Т.Я. Елизаренкова, «для морфологии языка Ригведы характерна невероятно развращенная флексия. У имени насчитываются десятки флексий, у глагола сотни. Существует сложная система противопоставления серий окончаний друг другу…» [Ригведа, 1989, с. 509]. За последние после Ригведы тысячелетия язык при всех дивергенциях только упрощался. Спрашивается, что же привело язык в столь сложное состояние во времена Ригведы? Какие такие хозяйственные, экономические, политические отношения? Во всяком случае, можно с уверенностью предполагать, что социальные отношения тут не причем: не было такой необходимости ни для войны, ни для хозяйства того времени