Потаенный свет

– Не помню, очевидно, заходил. Он еще потому наведывался, что ему нравился Лайнус.

– Что вы имеете в виду – «нравился Лайнус»?

– Ну, вы меня понимаете…

– Мистер Вон был голубым?

Она пожала плечами:

– Думаю, да, но он это не афишировал, держал в тайне.

– А Лайнус?

– Нет, Лайнус – мужчина без завихрений. Ему не нравилось, что мистер Вон часто заходит.

– Он вам это говорил, или вы только предполагаете?

– Лайнус как-то пошутил, что, если это будет продолжаться, он подаст иск о сексуальном домогательстве.

Я не знал, имеет ли данная информация касательство к моему делу.

– Вы не ответили на мой вопрос, – произнесла Джонс.

– Какой?

– О подробностях. Почему вас так интересует, как метились банкноты, и Лайнус, и мистер Вон.

– Вам это показалось. Но я действительно стараюсь посмотреть на происшествие со всех сторон. Скажите, вы позднее встречались с Лайнусом?

– Я? Нет, – удивилась она. – Я навестила его один раз в больнице. А потом он и вовсе ушел из банка. Хотя мы работали вместе, друзьями не были. Разные мы с Лайнусом люди. Я всегда полагала, что потому мистер Скейгс и поставил нас вместе.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, чтобы нам не взбрело в голову ничего такого. Я имею в виду насчет денег.

Я молчал.

– Однажды подумала, – продолжила Джонс, – не сходить ли в какой-нибудь из его клубов – вдруг встречу? – но не пошла. Ведь могли и не пустить. А если сказать, что знакома с ним, он попадет в неловкое положение. Не хватало, чтобы он заявил, будто впервые видит эту черную.

– У него разве не один клуб?

Джослин с подозрением прищурилась.

– Вы стараетесь всесторонне осмыслить происходящее и не знаете, кто он теперь?

Я пожал плечами.

– Он сейчас просто Лайнус. Никакой фамилии. Важной персоной стал. У него и его партнеров лучшие рестораны в Голливуде. Туда все знаменитости ходят.

– И сколько же у него клубов?

– Четыре или пять. Я не считала.

– А партнеров у него сколько?

– Тоже не знаю. О нем даже статья была… Погодите, У меня, кажется, сохранился тот номер.

Джонс порылась в ящиках стола и достала «Лос-Анджелес мэгэзин». В конце журнала помещались сведения о дорогих ресторанах города. И в каждом номере непременно две-три статьи о том, как живут и умирают в Лос-Анджелесе. Два раза журнал помещал репортажи с места преступлений, которыми занимался я. Их авторы ближе других журналистов подходили к истине и лучше других писали о влиянии происшествия на родных и соседей.

– Не знаю, почему я сохранила этот номер, – смущенно промолвила Джослин. – Наверное, потому, что была знакома с Лайнусом… Да, вот эта статья.

Она подала мне журнал. На развороте материал под заголовком «Короли ночи» и снимок четырех молодых людей за стойкой бара из черного дерева. Позади них полки, заставленные подсвеченными разноцветными бутылками.

– Возьмите журнал. Мне он не понадобится. Я вряд ли увижу Лайнуса. Не захочет тратить на меня время. Он сделал то, что хотел. Он сам мне говорил. Сделал и – пока, мадемуазель.

– И что же он хотел сделать?

– Когда я была у него в больнице, Лайнус сообщил, что банк должен выплатить ему крупную компенсацию за то, что его ранили в… ну, вы понимаете… Мол, получит денежки, бросит работу и откроет бар. И провалиться ему на месте, если наделает ошибок, как его папа.

– При чем тут папа?

– Не знаю, я не стала расспрашивать. Но он всю жизнь мечтал владеть баром.

В ее голосе слышались нотки сожаления и зависти. Если бы я мог сказать, что думаю об ее кумире! Но момент еще не наступил. Пожалуй, пора идти. Я встал.

– Простите, что отнял у вас время. Вам больше не нужен этот журнал?

– Нет-нет, берите… Однажды вечером я надену черные джинсы с черной футболкой и пойду поищу его. Хорошо бы нам с ним побеседовать о старых добрых временах, хотя не уверена, пожелает ли он вспоминать о них.

– Никто не захочет, Джослин, ведь старые времена редко бывают добрыми.

Мне хотелось подбодрить эту молодую женщину, чтобы она не завидовала Лайнусу, потому что она может гордиться тем, чего достигла сама. Но в ту минуту шерифский вертолет снялся с крыши управления и пронесся над банком. Здание затряслось, как при землетрясении, и шум винтов заглушил бы мои слова.

Когда я уходил, Джослин Джонс сидела за столом и думала о том, какими разными все-таки бывают люди.

36