Потайные двери Москвы. Старинные особняки и их истории. Почему князь украл бриллианты жены, для чего крепостным актерам секретная лестница, какой дворец ненавидела Екатерина Вторая

А дом в Козицком переулке почти до конца XIX века превратился в доходный. У Анны Лобковой его купил князь Борис Голицын, но через два года он внезапно умер от удара. И хотя его наследники дом продали, новые владельцы в нем тоже не жили, а использовали его для заработка и сдавали в аренду. Как писал мемуарист Николай Давыдов: «Во всем чувствовалось что-то новое, улицы те же, да и строений новых возникло не так уж много, а прежней Москвы не стало».

История четвертая Особняк Хрущевых – Селезневых на Пречистенке

«Что, бишь, слышал я вчера? Да, свадьба в городе. Есть богачи Хрущевы на Пречистенке, у них штук четырнадцать детей и, между прочим, дочь одна, фаворитка и баловень, собою не завидна. Она замуж идет за Нарышкина, полковника… Кричали о миллионах; но домашний мне сказывал, что дают 600 душ, 100 тысяч рублей деньгами, приданого на 40 тысяч», – так передавал городские сплетни своему брату московский почт-директор Александр Булгаков в 1821 году. Дом хлебосольных Хрущевых, куда часто заезжали поесть, выпить, поплясать и поиграть в карты, был на слуху в Москве. Однажды с ним приключилась забавная история – особняк на Пречистенке собирались оцепить.

Дело было в 1830 году, когда поползли разговоры, что у Хрущевых заболели холерой. Оказалось, теща хозяина усадьбы, помещика и отставного прапорщика Александра Хрущева, приготовила новое блюдо, а домочадцы так объелись, что им стало плохо. Обжорство, а не холера! Суматоха и столпотворение были повседневной жизнью для Хрущевых. Уже не четырнадцать, а пятнадцать детей, старшие со своими семьями, да еще и родственники-приживалы – все теснились в одном доме, в жилых комнатах на антресолях и в мезонине. И как они умудрялись там размещаться? А в парадных залах принимали бесконечную вереницу гостей. «Вообрази, что у них готовят обед на 260 человек», – говорил тот же самый Булгаков в другом письме.

«Все было хорошо, богато и пристойно в доме сем, кроме молодой хозяйки», – так, не церемонясь, отзывался об Агафье Хрущевой мемуарист Филипп Вигель. Он познакомился с семьей Хрущевых в 1812 году в Пензе. Французы наступали на Москву, и в Пензе собралось немало дворян. Филипп Вигель вспоминал: «Имела грубые манеры простой крестьянки и что еще хуже того <…> спозаранку начала она явно придерживаться хмельного. Пить и родить, вот все, что <…> умела делать в жизни». В Александра Хрущева, соседа по имению, Агафья Улыбышева влюбилась в семнадцать лет. Он был на одиннадцать лет старше и «наружностью похвастать не мог», по словам Филиппа Вигеля.

Да вот незадача – ее матери, вдове, приглянулся старший брат Александра Петр. Заключить два брака и породнить близких родственников не разрешалось, поэтому мать уступила дочери. Александр и Агафья сыграли свадьбу, а она жила с Петром без семейных уз. Александр Хрущев участвовал в войне с Наполеоном в составе лейб-гвардии Преображенского полка. И в 1814 году в тридцать восемь лет купил усадьбу на Пречистенке у наследницы дальнего родственника жены, князя Федора Барятинского. Главный дом на углу улицы сгорел в пожаре, от него остался только каменный подклет, то есть нижний хозяйственный этаж, а поэтому усадьбу продавали недорого, хотя по размерам она занимала целый квартал.

Пречистенка одна из первых возродилась после пожара 1812 года, но уже в другом облике – на смену московскому классицизму пришел следующий его этап, ампир. Вдоль улицы вытянулись фасады с колоннами. Их усыпали военными эмблемами, лавровыми венками, львиными масками и сюжетами из истории Древнего Рима и Древней Греции. Если раньше строили внушительные дворцы, то теперь возводили скромные особняки, больше напоминавшие загородные дома. «Стоит час походить по кривым и косым улицам Москвы – и вы тотчас же заметите, что это город патриархальной семейственности: дома стоят особняком, почти при каждом есть довольно обширный двор, поросший травою и окруженный службами», – как писал Виссарион Белинский.