Потайные двери Москвы. Старинные особняки и их истории. Почему князь украл бриллианты жены, для чего крепостным актерам секретная лестница, какой дворец ненавидела Екатерина Вторая

Богатый наследник, владелец двадцати четырех тысяч душ, Александр Голицын был на грани разорения, и его расточительность доводила жену до отчаяния. Так же легко, как он расставался с деньгами, князь согласился и на развод в 1802 году. Он даже обедал у графа и появлялся с бывшей женой в театре. А вот общество восприняло развод и новый брак Марии как чудовищный поступок. Разумовских не принимали, пока император Александр Первый не пригласил Марию на полонез на балу у главнокомандующего Москвы Ивана Гудовича – мужа сестры Льва Разумовского Прасковьи. «Общество стало заискивать расположение богатой графини, предвидя, что в ее доме будут даваться празднества, на которые все-таки жаль было бы не попасть», – вспоминала Мария Назимова.

Зимой Разумовские встречали гостей в своем дворце на Тверской, в том самом доме со львами на воротах, что упоминал Александр Пушкин в «Евгении Онегине». Неудивительно, что Граф Лев украсил вход своим символом – каменными львами «с огромными, отвисшими челюстями, будто окаменевшие вельможи, переваривающие лукулловский обед», как метко описал москововед Владимир Гиляровский. Дворец с белыми колоннами стоял покоем, то есть в форме буквы «П», но так он стал выглядеть только после 1812 года. Изначально это были небольшие каменные палаты. Их построил в 1780 году генерал-поручик Александр Херасков, брат известного поэта Михаила Хераскова.

После его смерти в 1799 году дом купил Петр Мятлев, петербургский банкир и камергер, а через семь лет продал его Льву Разумовскому. Палаты прятались в старом парке, который начинался от улицы Тверской и доходил до трех прудов – их выкопали еще в XVII веке в Патриаршей слободе, а поэтому так и назвали – Патриаршие. Сегодня о них напоминает Трехпрудный переулок. После 1812 года два пруда закопали и оставили только один. Именно тенистый парк и спас дом от пожара во время Отечественной войны, но его разграбили французы. Солдаты устроили в гостиной скотобойню, испортили паркет и шпалеры, вывезли картины и бронзовые скульптуры. Разумовские в это время уехали в Тамбовскую губернию.

Неизвестно, кто из архитекторов восстанавливал и переделывал дворец – его приписывают итальянцу Доменико Жилярди, мастеру ампира, и шотландцу Адаму Менеласу, можно сказать, семейному архитектору Разумовских. Предполагают, что Менелас перестраивал усадьбу до пожара, а Жилярди – после. Граф Лев успел пожить в новом доме после переделки меньше года – он умер в 1818 году. Мария Разумовская после шестнадцати лет счастливого брака глубоко переживала эту потерю. Детей у Разумовских не было, графиня уехала за границу, а дом на Тверской подарила брату Николаю Вяземскому, в гостях у которого и встретила свою любовь. Тот сдал дворец в аренду, в 1831 году туда переехал Английский клуб, и в доме со львами на воротах началась новая эпоха.

В те времена в Москве было четыре клуба: Английский, Немецкий, Дворянский и Купеческий. При этом, как писал Михаил Загоскин в книге «Москва и москвичи»[6], ни один из них не оправдывал своего названия: «В Дворянском клубе многие из членов не дворяне, в Купеческом не все купцы, в Немецком большая часть членов русские, в Английском едва ли наберется человек десять англичан». Тогда почему же Английский клуб? Дело в том, что его создали по примеру британских мужских клубов – сама идея принадлежала англичанину, и там следовали английским традициям для джентльменов. В клубе собирались аристократы из высшего света – отдыхали, обсуждали новости, играли в карты. Женщин в клуб не пускали.

Членство в Английском клубе означало высокое положение в обществе, и в него пытались попасть годами. «Бесконечный список кандидатов, из которых последнему надобно будет прожить лет сто, чтоб дождаться своей очереди», – вспоминал Михаил Загоскин. Устав ограничивал число участников – 600 человек, а поэтому в кандидаты записывались с рождения. Но принимали не всех. Новых членов клуба выбирали баллотировкой – в ящик кидали шары для бильярда: белые – за, черные – против. Набрал ²/₃ голосов – получил билет, причем второго шанса не давали. Исключали только за неуплату годового взноса, а поэтому даже декабристы во время ссылки оставались членами клуба. Был им и философ Петр Чаадаев, даже когда его объявили сума-сшедшим.