Потанцуй со мной (СИ)

— Так ты поэтому не появлялся в те дни? Работал? — в моем мозгу вспыхивает искорка тоненькой надежды, что все-таки Матвей не обманул и действительно помогал матери, а не шарахался с новой непонятной компанией.

— Ну конечно, фиалка. Я же тебе говорил, а ты не поверила!

Не поверила.

Подхожу ближе, и сама обнимаю парня, наплевав на потную вонючую футболку. Один из давящих ошейников на моей шее разрывается, позволяя сделать неглубокий вдох.

Я все еще держусь за него…

— Извини, фиалка, я действительно был занят и не мог позвонить. Но я знал, что с тобой все в порядке, — целует в висок и поглаживает под туникой спину.

Вздрагиваю от этих касаний, покрываясь мелкими фриссонами. Не понимаю, приятны ли мне его ласки, или противны.

— Хорошо.

— Вечером наши собираются на «Этажах», пойдем? Давно никуда не выбирались, — спрашивает Свирский, по-прежнему удерживая в объятиях.

Да, это точно.

Я погрязла в учебе и в разборках с Матвеем. Может, сегодня удастся отвлечься и попытаться перезагрузить наши отношения, дав им еще один шанс?

— Я согласна. Заедешь?

— В 8 буду у тебя, малышка! Ну беги, давай, зубрилка, — бесцеремонно хлопает меня по заднему месту и открывает дверь, подталкивая внутрь.

13. Юля

— Завтра — не выходной, если ты помнишь, — прикрываю окно, ежась под промозглым циклоном, никак не отпускающим Москву в теплое лето. На мне укороченный черный топ и в крупную клетку черно-бордовая короткая юбка, а наброшенный длинный классический пиджак не согревает, а лишь прикрывает мои голые плечи. — Не будь тебя еще пять минут, я бы никуда не поехала, — обнимаю себя руками и свожу прочно колени.

Вместо обещанных 8 часов, Свирский приехал к 9 часам вечера.

Я целый час, как идиотка, прождала Матвея, собираясь дальше слать его лесом. Смысл ехать в бар в ночь, когда завтра с утра на занятия?

По крайней мере мне.

Запах, который я уловила, когда оказалась в гелеке Свирского, так и не выветрился, становясь ощутимее при закрытых окнах.

— Юлька, ну че ты в самом деле? — кипятится Мот, нервно постукивая по рулю. — Ты же не в Институте благородных девиц учишься. Сомневаюсь, что, если бы ты осталась дома, легла бы спать. Че я постоянно оправдываюсь?

— Представь себе, да, легла бы спать, — фыркаю и отворачиваюсь к окну.

— Я машину забирал из сервиса, задержался, так понятно? — раздраженно выплевывает Свирский.

— А что с ней было? — поворачиваюсь к кашляющему парню и вижу, как Мот утирает рукавом нос. — Ты простыл что ли?

— Да так, по мелочи там, — отвечает размыто и передергивает плечами.

Снова сдавленно кашляет и ерзает в кресле, будто ему в задницу вогнали штырь с острым наконечником.

— Матвей, ты заболел? — повторяю вопрос, так и не получив на него ответа.

— Да че ты добаралась до меня? — орет Свирский так, что я подпрыгиваю в кресле.

— Не ори на меня, — психую в ответ.

— Всё, фиалка, прости, — Матвей отпускает руль и поднимает ладони, признавая собственное поражение. — Наверное, аллергия сезонная, — нервозно шмыгает носом.

Прикрываю глаза и хватаюсь за дверную ручку, потому что Свирский резко выжимает педаль тормоза, чуть не вписавшись в Порше.

— Блть! — орет Матвей и бьет по рулю кулаком.

Его поведение заставляет включиться в работу ту область головного мозга, которая ответственна за чувство самосохранения. Я вжимаюсь в кресло и пробую аккуратно спросить:

— Матвей, что с тобой?

Мне страшно. Никогда рядом с ним во время езды не ощущала дискомфорта. Его резкая манера управления тачкой мне импонировала, разливая адреналин по венам. Скорость дарила ощущение свободы, но никогда…никогда я не чувствовала опасности за свою жизнь. А сейчас чувствую, что стою на обрыве, а мой парень меня не спасает, а только подталкивает.

Свирский включает поворотник и съезжает с главной дороги на стоянку торгового центра.

— Посиди в машине, фиалка. Я в аптеку сгоняю, от аллергии что-нибудь куплю.

Его движения резкие, а глаза мечутся, избегая зрительного контакта со мной. Свирский быстро скрывается во вращающихся дверях торгового комплекса, а я закусываю губу и остервенело покручиваю на запястье подаренный Мотом браслет, который к этому образу ни к месту, но я обещала его надеть.

Я хотела дать нам еще один шанс, но собираюсь бросить парня, возможно, действительно страдающего от аллергического ринита.

Я веду себя как последняя сука, но я накрутила себя так, что перестала понимать, когда Матвей под дозой, а когда чист.

Смотрю на двери, из которых вот уже полчаса выходит кто, угодно, но не Матвей. Слишком долго мой парень покупает лекарство, когда аптека находится на первом этаже торгового центра.

Часы приборной панели показывают — 21:30, а мы еще даже не доехали до «Этажей».

Потираю влажные ладошки, просовывая руки между коленей, чтобы согреть их. Машина остыла и мне становится зябко.

Он появляется сразу, как только решаю завести движок и включить обогрев.

Ловко запрыгивает в машину и расплывается сногсшибательной улыбкой. Он сияет ярче Полярной звезды и начищенного хлоркой кафеля. От возбужденного, психованного Матвея ни осталось и следа, и можно было бы порадоваться, если бы не одно жуткое но.