Потерянная

Девчонки точно меня поймут. Если парень решается поцеловать тебя, его взгляд медленно скользит от твоих глаз до губ. А потом еще немного водит взглядом из одного уголка моих губ к другому. Всё это длится не дольше полминуты, обычно даже секунд двадцать, но я вижу, как Илья колеблется и пару раз отводит взгляд. Только что начались титры фильма, и мы застыли, глядя друг на друга на одно мгновение. Именно за это мгновение, он успел посмотреть тем самым предпоцелуйным взглядом. Но мой рассудок сейчас не соображает, а желает, поэтому я сама быстро придвигаюсь и целую его. Одна секунда и я отстраняюсь. Вторая секунда и он сам целует меня, обхватывая мою талию.

Не знаю, через сколько времени мы разлепляем наши губы, но мне кажется, что я попала в кино. Бо-о-оже мой. Я люблю тебя, Илья Валерьевич. Я не соображаю где я и кто мы друг для друга, но знаю только то, что если сейчас отнять его у меня, я действительно умру. Он – свет для меня. Он то, ради чего стоит жить. Я счастлива, полностью счастлива. Господи, да я никогда не была так счастлива! У меня вытекает пару слезинок из глаз. Как там называют это в народе? Слезы счастья? Ничего подобного. Я сейчас испытываю невероятные, самые положительные эмоции за всю свою жизнь, но в то же время и самую большую боль. Я боюсь потерять это счастье, я не могу в него поверить. Я даже себе не могу объяснить это: как будто хочешь залезть в этого человека и никогда не вылезать. Но я знаю, что всё это иллюзия, поэтому мне больно.

– Господи, что я делаю, – он закрывает глаза ладонями и проводит ими по всей голове.

Его щетина сводит меня с ума. Я целую его левую щеку, спускаюсь к шее и обвиваю ее руками, оставляю при этом страстные поцелуи. Для меня ничего не может сейчас закончиться. Я живу только ради этого блаженного чувства. Нет, мне не нужен никто другой на его месте: ни Рома, ни какой-нибудь мой одногруппник-ровесник, ни даже Александр Николаевич. Мне нужен только Громов и я хочу быть нужной ему.

– Лер, – шепчет он.

Я чувствую его смятение и колебание.

– Мне так хорошо с тобой, – я подталкиваю его в сторону дивана и сажусь лицом к нему, на его колени. Мы нежно медленно целуемся, Громов правой рукой убирает мне пряди с лица и говорит:

– Ты очень красивая. Но, боже… я не должен этого делать.

– Почему?

– Я твой преподаватель и у нас довольно большая разница в возрасте, – он закрывает глаза и обнимает меня. Обнимает так, будто хочет сказать «Ты такая клевая, но нам нужно расстаться» или «Прости детка, дело во мне…». Звучит так больно, что этими словами можно вскрыть вены на запястьях.

Ну почему я начинаю ныть? По-моему, я всегда это делаю, когда меня обнимают. Особенно при таких словах. Что я за тряпка? Хорошо хоть не рыдаю в голос, поэтому я быстро слезаю с Ильи и отворачиваюсь.

– Тогда я лучше пойду, – говорю, не оборачиваясь, и иду забрать свои вещи из его спальни.

– Лер, ты плачешь?

Fuck, мой дрожащий голос? Я сижу на полу в его комнате и собираю свой рюкзак.

– Нет, все в порядке, – отвечаю и продолжаю собирать вещи. Тем временем мой нос распух, а из него полились сопли. Твою мать.

– Не плачь пожалуйста. И я не хочу, чтобы ты уходила. Я волнуюсь.

Я поворачиваюсь к нему и отчетливо произношу:

– Насчет этого точно не стоит волноваться, Илья Валерьевич. Я не перережу себе вены из-за этого.

– Ты мне очень нравишься и ты сводишь меня с ума, именно поэтому я должен был остановиться. Понимаешь?

Я понимаю, но отказываюсь это признавать.

– Иди сюда, – Громов садится на кровать и показывает на место рядом с собой.

– Можно я умоюсь…

– Конечно.

В зеркале на меня смотрит худая панда. Сопливая худая панда. Приходится смывать весь макияж. По крайней мере холодная вода помогает мне полностью успокоиться. Это очень странно: только что я была на седьмом небе от счастья, а теперь… теперь всё по-старому. Я очень устала. Когда всё закончится? Слишком сложно жить. Ты никогда не сможешь предугадать действия других людей. И они всегда будут оставлять тебя, как бы вы счастливы не были до этого. Cэ ля ви.

Я выхожу из ванной и робкими шагами иду в спальню. Свет от фонарей с улицы немного освещает комнату, все равно здесь довольно темно. Громов сидит, облокотившись на спинку кровати.

– О чем думаешь? – доносится до меня.

– Ч-что?

– Ты как будто зависла. О чем думаешь?

Ненавижу этот вопрос.

– Да так…ни о чем.

Он подходит ко мне и берет за руки.

– Мне так хочется знать хотя бы половину твоих мыслей. Я не представляю, что творится у тебя в голове.

Я не могу улыбнуться. Мое лицо окаменело.

– Хочешь пить? – спрашивает он, глядя в мои глаза.

Я киваю.

– Садись на кровать, сейчас принесу.

Он целует меня в лоб и растворяется в коридоре.

Я подхожу к окну и смотрю вниз. Серая холодная погода. А в такое темное время суток все кажется еще мрачнее за окном. Только в комнате тепло и, если оглянуться назад, то уютная комната похожа на ту, что я всегда представляла в мечтах. Разве что она немного холостяцкая.