Потерянная армия: Записки полковника Генштаба

Так повторялось часто. В конце концов к упорному застоль-щику крепко прилипла кличка «Гуте нахт»…

Всякое бывало.

* * *

Там, в Германии, возродившейся и расцветшей, даже через сорок лет после войны я то и дело натыкался на ее следы — будь то сохранившиеся бункеры главного штаба сухопутных войск вермахта под Вюнсдорфом, разрушенная церковь в Восточном Берлине или огромный квартал в Дрездене, специально оставленный немцами как знак трагической памяти о той, роковой для города, варварской американской бомбардировке…

Американцы превратили город в руины и были прокляты его жителями и всей Германией. Советские воины спасали немецкую святыню — Дрезденскую картинную галерею. Но я не мог понять, почему дрезденцы после всего этого испытывают благорасположенность к американцам и ненавидят русских.

Может быть, потому, что один из советских военных комендантов тогда, по весне 45-го, на виду у всех загружал с солда-тами в свою полуторку полотна Рафаэля и Дюрера и приказывал делать между ними прокладки из Джорджоне и Вермеера?

А может быть, потому, что на счета Дрезден-банка наследники победителей в 80-е и 90-е годы тайком помещали миллионные счета, полученные за счет продажи имущества собственной армии, обворовывая уже не Германию, а собственную родину?

Однажды я подошел к тому месту, где на асфальте проходила белая полоска, разделяющая Восточный и Западный Берлин. По другую сторону ее стоял полковник бундесвера в окружении своих солдат. Мы несколько раз встречались взглядами и почему-то тотчас отводили глаза. Справа и слева от нас возвышалась бетонная полоса берлинской стены…

СТЕНА

За годы службы в ГДР я много раз был у двухметрового забора из цементных плит, разделявшего немцев на два государства. Первое мое свидание со стеной получилось забавным. Водитель автомобиля, на котором мы вместе с корреспондентом радиостанции ГСВГ «Волга» майором Геннадием Поляковым поздней ночью возвращались из штаба Группы, недавно приехал из Союза и заблудился.

Наша машина была остановлена пограничным постом ГДР у самой стены. Офицер потребовал у нас документы, и было видно, что наш нежданный полуночный визит вызвал на заставе переполох: пограничники сразу стали куда-то звонить и по обрывкам их фраз было понятно, что о нас говорят как о пытавшихся бежать на Запад… Дело пахло керосином.

Мы с Поляковым стали уговаривать старшего лейтенанта никуда о нас не сообщать и отпустить. Но немец был непреклонен. Тогда Поляков, чтобы убедить в нашей преданности идеалам социализма достал из кармана билет члена КПСС и показал его офицеру. Я сделал то же. Пограничник буквально выхватил из наших рук красные книжицы и с еще большим рвением стал докладывать старшему начальнику, что он задержал в качестве потенциальных перебежчиков не только двух офицеров, но и двух коммунистов!

— Офицеров отпустить, коммунистов задержать! — громко кричал кто-то по селектору.

Хотелось одновременно выть и смеяться.

В конце концов, переписав из документов все необходимые данные, офицер нас отпустил.

Об инциденте, в соответствии с директивой министра обороны, надо было доложить начальству в течение 24 часов. Это грозило нам большими неприятностями. Решили молчать. Но уже на другой день ко мне явился офицер особого отдела гарнизона и потребовал написать рапорт о случившемся. Потом был вызов в контрразведку штаба Группы. Потом было заседание партбюро. После него — партийное собрание. Повестка дня — «Бдительность коммуниста за рубежом». Дело закончилось выговором…

Так берлинская стена вошла и в мою биографию.

Время от времени приходилось слышать о гибели людей, пытавшихся преодолеть стену и бежать в Западный Берлин.

Постепенно вместо активно насаждаемых нашей пропагандой стереотипов «два мира — два образа жизни» приходило истинное, похожее на прозрение, другое понимание сути той искусственной уродливой границы посреди Германии…

Я был отличником по предмету, который назывался «марксистско-ленинская подготовка офицеров». Но я ни у Маркса, ни у Ленина не находил убедительных научных объяснений тому принципу, в соответствии с которым одна нация, один народ могут быть разделены железобетонной стеной на два государства.

В районе Потсдама стена проходила над ржавыми рельсами, по которым когда-то бегали трамваи из старого Берлина, ставшего Западным… Много раз, глядя на эти ржавые рельсы, я чувствовал какую-то глубокую загадку, какую-то иную Истину — совсем не ту, которая сидела в моей голове… И приходило смутное понимание нелепости и противоестественности заграждения, разрубившего надвое страну, которую по-прежнему соединяли исконные рельсы и дороги, реки и леса, один воздух и одно небо… А главное — люди, которых некогда развели в два лагеря и заставили жить под «присмотром» иноземной военной силы…

В Германии тогда стояли американские, французские и английские части, но почему-то лишь советские войска немцы называли «оккупационными» (кстати, наша Группа войск некоторое время после 45-го так и называлась)…