Не успевшие как следует одеться немцы быстро продрогли и спрятались в автобус, затыкая уши от оглушительных звуков стрельбы. Тогда полковник приказал своему заместителю по тылу доставить для друзей комплекты зимней войсковой одежды, переодел в нее всех — от древней бабушки до юной внучки — и вывел на двадцатиградусный мороз, где солдаты с помощью хромового сапога уже раздували самовар и готовили угли для шашлыка. Полковник несказанно гордился оригинальностью своего сюрприза и щедро угощал ошалевших от страха геноссен водкой из пол-литровых алюминиевых кружек. Танки без остановки салютовали в честь Рождества и укрепления уз советско-немецкой дружбы…
Но можно было легко заметить, что рядом со строго и консервативно воспитанными немцами старшего поколения подрастает молодое племя, не обременяющее себя моральными комплексами. Я не имею в виду юных проституток, ошивавшихся вокруг наших воинских частей и награждавших наших изголодавшихся солдат запущенной формой триппера или сифилиса. Этого добра везде хватает. Я о другом. Меня часто поражали нормы поведения молодых немцев в общественных местах, например в железнодорожных вагонах. Я часто встречал там шумные компании парней и девчат, которые порой не стеснялись заниматься любовью в тамбурах…
Не однажды был я свидетелем пылких романов между советскими офицерами и преимущественно пышногрудыми аккуратными немками, которые часто ни слова не понимали по-русски, но и безмолвно умели так увлекать своими особыми арийскими чарами наших бравых гвардейцев, что иногда доходило до разводов и выпроваживаний в Союз даже командиров передовых полков…
У многих наших гренадеров тоже были свои мужские чары, которые заставляли терять голову с виду неприступных и чинных немок. Межнациональная любовь и на «витрине социализма» втягивала людей в такие шекспировские сюжеты, что дело подчас доходило до самоубийств и дипломатических нот…
Служба в Германии считалась престижной, она давала возможность серьезно поправить материальное положение. Офицеры и их семьи оказывались в среде, где царили достаток и порядок. Не надо было думать о крыше над головой, о том, как прокормить и во что одеть домочадцев. Денежного содержания с лихвой хватало для того, чтобы семья жила безбедно. И тем не менее офицерские жены рвались работать, устроиться куда угодно, лишь бы получать заветные марки. Даже жены полковников иногда не видели ничего зазорного в том, чтобы подрабатывать в качестве уборщиц…
Я все чаще замечал, что стремление работать у наших женщин было столь же неистребимо, как естественное желание иметь ребенка. Темной и туманной немецкой ночью вместе с замполитом артиллерийского полка майором Петром Савчуком я стал свидетелем удивительной картины… Тихо открывались двери подъезда офицерского общежития, и оттуда с лукошком наперевес с партизанской осторожностью ныряла в ночь женская фигура. За ней вторая, третья… пятая… десятая…
Отряд короткими перебежками по глухой темени, через овраги и перелески уходил на заработки в соседний Вердер. Там на гигантских плантациях клубники жены советских старлеев, капитанов и майоров к вечеру ползали среди кустов уже на коленях, давая план… Затем изможденные, но довольные они совершали с нелегким грузом в руках марш-бросок к родному общежитию, где надо было по-пластунски или на карачках незаметно пробраться в дом мимо штаба полка.
Работать женам офицеров и прапорщиков у немцев категорически запрещалось. Но не было такого гарнизона в ГСВГ, когда бы в зрелую ягодную пору дети военнослужащих не играли во дворах, до ушей «окровавленные» немецкой клубникой, к каждой ягоде которой прикоснулись материнские руки…
Отцы в это время учились надежно защищать социалистические завоевания. В Германии стыдно было служить плохо. Там весь уклад жизни офицера и его семьи был устроен так, что человек мог целиком концентрироваться на работе, не отвлекаясь на проблемы, которые у него на родине день и ночь сверлили мозги… Все это заставляло задумываться над тем, почему у нас дома нет такого же сытого социализма… А капитализм по другую сторону берлинской стены был еще сытнее и богаче.
Советский офицер или служащий СА, попав в ГДР, «привозил» с собой туда глубоко укоренившиеся в его душе привычки. В том числе и неистребимый рефлекс на то, чтобы при любой возможности поживиться за чужой счет. А поскольку Родина щедро отваливала все, что могла, для своих бойцов, несущих службу на передовых рубежах социализма, лицом к лицу с военным монстром империализма, то поживиться было на чем. Даже иной генерал не гнушался привозить из инспекторской поездки в подчиненную часть ящик тушенки, банку селедки или коробок концентрированного кисельного порошка.
…Хорошо нагруженного майора из штаба Группы офицеры дивизии посадили в пассажирский поезд в Лейпциге. В купе больше никого не было, майор поставил тяжело груженный портфель, больше похожий на чемодан, на верхнюю полку и забылся в хмельном сне.