Потерянная принцесса

– Пусть тогда, бей, твой слух пришельцы услаждают! – возмущенно вскочил Эмре. Лютгер только головой покачал при виде такого нахальства пред лицом повелителя: видать, и вправду песнопевцам очень вольно жилось за стенами Сёгюта. – А я, клянусь, до самого окончания нашего пути более эль-уд в руки не возьму!

И демонстративно отодвинул от себя лютню – не так, впрочем, чтобы Лютгер мог ее взять, приди ему в голову такая мысль.

Тут было о чем задуматься, потому как Эмре не производил впечатления человека, способного хранить терпение долго. Стало быть, конец пути близок? С Эртургулом они по молчаливому уговору об этом не говорили, но…

У них состоялась любопытная беседа несколько дней назад – сразу, как только выяснилось, что гибель «святого человека» не сделала их врагами.

Степь тогда уже начала обестравевать, ветер гулял по ней, колебал стойкие ости жестких колосков, истыкавших все вокруг, словно бесчисленные стрелы на поле великой битвы. Двое предводителей ехали рядом. Лучше бы трое, и сам Эртургул явно предпочел бы видеть рядом и Бруно, ощущал растущую напряженность, старался ее избежать – но тут он был бессилен, и Лютгер тоже. Кроме того, из четверых бывших рабов трое скверно держались в седлах, и фон Хельдрунген сейчас надзирал за ними. Мог бы, конечно, поручить эту заботу кому-нибудь из полубратьев, но…

– Скажи мне, почтенный Гюндуз-оглы… – проговорил тогда Лютгер, глядя не на собеседника, а прямо перед собой, – не известно ли тебе случайно, при каких обстоятельствах повстречались нынешний султан Кей-Кубад и некто по имени Тургул ибн Гюндуз?

Старик хмыкнул. Немного подумав, ответил, тоже головы не повернув, рассматривая степь впереди:

– Сейчас землями сельджуков правит султан Из-ад’дин Кей-Кубад, второй своего имени. Задолго до его рождения султан Ала-ад’дин Кей-Кубад, первый своего имени, и бейлербей Эртургул, сын альпа Гюндуза, встретились в тот час, который мог стать для них обоих смертным, – а потому они не забывали его всю жизнь. Но точно ли ты хочешь знать, друг мой, то, что не счел нужным рассказать тебе магистр?

– Альп… Не слыхал прежде такого слова, – Лютгер ушел от прямого ответа.

– Означает оно примерно то же, что твое именование «рыцарь». Витязь, отважный воитель благородной крови. Давно уже нет на свете Гюндуз-Альпа – а ведь еще живы старики, помнящие время, когда его имя было славно в Хорезме, до того, как эта страна пала под ударами мунгалов…

Относительно одного из этих стариков рыцарь знал совершенно точно: не только жив он, но и достаточно бодр, чтобы отправиться в долгое путешествие. Даже если купцы-работорговцы были уверены в обратном.

– Буду знать, уважаемый. Что до магистра… то его ведь сейчас нет рядом, а мы есть. И мы достаточно хорошо узнали друг друга за недели пути.

– Это ты верно сказал, друг мой. Тем более что как именно они познакомились, тебе на самом деле известно.

Эртургул-бей, сын Гюндуз-Альпа, быстро взглянул на собеседника и снова отвел взгляд. Только теперь он, казалось, смотрел не на раскидывающееся перед ними пространство, а сквозь время.

– В ту пору, как я уже сказал, не было на свете нынешнего повелителя сельджуков, а ты, друг мой, должно быть, первые годы своей жизни насчитывал. И никто из франков не слыхал о народе мунгалов. Меж тем многоплеменный Хорезм уже пал под его ударами. Вышло так, что одному хорезмийскому племени удалось спастись из той бойни. Покинув разоренный край, скиталось оно по неведомой степи, не имея ни шатров, ни повозок…

– Вот как сейчас, – понимающе кивнул рыцарь.

– Хуже, чем сейчас. И хуже, чем в день нашей встречи. Потому что сейчас мы знаем, куда держим путь, – а то племя знало лишь, откуда бежит. И мы-то воины, почти без вычета, – Эртургул коротко глянул в сторону, где, едва видимый за конями и мулами, пылил ослик со своей хрупкой всадницей, – в ту же пору жены на запасных конях сидели, дети плакали у них на руках… Гибли люди в арьергардных стычках, гибли на переправах, падали от зноя. Сложил голову в этом бое-бегстве и старый альп Гюндуз. Всего по пять стрел на колчан оставалось у беглецов, когда, наконец, оторвались они от мунгальских тысяч и брели, храня последние силы… А потом вдруг увидели в вечерней степи два сражающихся войска.

Впереди раскинулась глинистая плешь такыра, дотверда сухого, иссеченного трещинами. Копыта гулко застучали по нему, как по мощенной кирпичом дороге.

– И не разобрать было, кто есть кто, – вновь кивнул Лютгер.

– Не разобрать, – подтвердил старик. – Вот видишь, я же говорил: ты сам все знаешь. Может, сам расскажешь мне, что было дальше?

– Попробую. Оставив на всхолмье женщин с детьми, предводитель во главе всех, кто был способен держать оружие, устремился на помощь тем, кто терпел поражение. И это оказался султан Кей-Кубад. А сражался он…

– С заезжим мунгальским отрядом. Одного этого было бы достаточно, чтобы выбрать сторону. С той поры и понял Эртургул: когда выбор неясен – будь на стороне слабейших, с ними Аллах, такова Его воля.

Рыцарь промолчал. Не ему было оспаривать верность такого решения.