Потерянная земля

И — заживать самостоятельно нога явно не планировала. Фигово, кто спорит… но, поправил сам себя Вадик, значит он уже на шаг ближе к дому. Он перетянул рану футболкой — все равно шину сделать не из чего. Это несложное действие заняло почти полчаса — боль, тупая и горячая, усиливалась, казалось, даже от слишком пристального взгляда. Полуголый, трясущийся от холода и страха, прополз по своей же кровавой дорожке к стене здания, волоча рядом останки сумки, в которой еще остались болты. Мало, слишком мало… нужно попытаться экономить…

У него почти получилось — он лишился лишь одного болта, расплавившегося в ударе новой молнии, возле угла здания. Чуть не обделался от неожиданности. Вадик сделал крюк, чтобы обойти опасное место. Черт, с какими же силами ученые шутили, если натворили такого? Почему-то вспомнилось — в одном из городов Японии, подвергшемся ядерной бомбардировке, на пешеходном мосту отпечатались тени погибших людей. Черт, если бы не та бомбардировка — всего этого могло и не произойти…

Люди от взрыва испарились, а их тени остались навек, выжженные в камне. «Товарищи ученые, доценты с кандидатами…» Что же вы творите, ироды? Ваша наука только убивать и способна… возле входа стоял насквозь прогнивший, вросший в асфальт «АМО», точно такой же, на котором разъезжали колхозники — видимо, на нем возили на работу научный персонал.

Дверь оказалась самой обычной, деревянной, с небольшим окошком в верхней части. Она выглядела даже слишком обыденно… впрочем, Вадик и сам не знал, чего он ожидал. Как вообще должна выглядеть дверь секретного объекта? А черт его знает. По идее, все это должно быть огорожено бетонным забором с колючей проволокой по верху и пулеметными вышками через равные промежутки. Или — не должно?

На облупившейся вывеске под бетонным козырьком можно было разобрать лишь обрывки слов — «НИИ», «… сельхоз…» — и что-то еще, вообще не читаемое. Конспираторы хреновы. Вадик попробовал приоткрыть дверь — ему пришлось подняться по стенке, чтобы достать до ручки. Та сначала не хотела поддаваться, затем со скрежетом приоткрылась на ширину ладони — и, сломав петли, обвалилась вниз, перегородив проем наискосок. Вадик от грохота сжался — слишком привык к гнетущей тишине, густо плывущей вокруг.

Ч-черт… только сейчас он понял смысл выражения «поджилки трясутся». Тряслись и поджилки, и руки, и ноги… судорожно захотелось вскочить, заорать, убежать отсюда сломя голову — пусть даже на одной ноге, лишь бы подальше. Сердце грохотало набатом где-то в горле. Но Вадик заставил себя — и лишь бог знает, скольких седых волос это ему стоило.

Только теперь, после исчезновения Руслана, он начал бояться по-настоящему… Именно исчезновения — он отчаянно гнал прочь все мысли о смерти парня. Тела нет? Нет тела — нет и дела. Найдется, живой и здоровый. Правда ведь, найдется, а?..

Вадик прополз в оставшийся зазор, проверив сперва дорогу болтом. Вторая дверь — тамбурная — открылась с душераздирающим скрежетом, резанувшим тупым ножом по его голым натянутым нервам. Сразу потянуло сквозняком — холодная осенняя сырость рванулась в здание. Вадик вполз внутрь, в полумрак. Как ни смешно — ежесекундно ожидая нападения.

В фойе, освещенном тусклым дневным светом, пробирающимся сквозь грязные окна, царило запустение. Здесь уже были тени — Вадик даже не представлял, насколько приятно видеть тень… Мусор на полу, стены — все в трещинах штукатурки, пыльные стекла будки вахтера таращились на Вадика незрячими бельмами… За стеклом горела настольная лампа, кромсая полумрак бритвенными лезвиями желтого света. Турникет оказался заперт — и Вадик с горем пополам протиснулся сквозь него.

Дверь в будку была приоткрыта, Вадик толкнул ее рукой, заглянул… и быстро спрятался за косяк. «Нет, не может быть!..» он осторожно выглянул — да, охранник был давно мертв. Тело сидело на топчане, привалившись к стене и вглядываясь в строчки пожелтевшей газеты «Правда». Вадик заполз внутрь, приблизился, пытаясь побороть тошноту… мумия. Спутать его с живым человеком можно было только при таком освещении — неровный круг тусклого желтого света резал тело на уровне груди, лицо — и слава богу! — оставалось в полумраке. Вадик коснулся газеты — и страницы рассыпались в пыль.

Усиленно стараясь не обращать внимания на высохший труп хозяина, Вадик огляделся. Стол, стул, небольшой шкаф, топчан. Стул. Он-то и нужен!

Мебель была старой, но крепкой — и Вадик попотел, прежде чем сумел разломать несчастный стул, столько лет никого не трогавший… из обломков получилась вполне приличная шина. Превозмогая боль, охая и матерясь сквозь зубы, Вадик примерно — приблизительно совместил обломки костей и приложил деревяшки. Нога в месте перелома распухла и посинела, голень стала толще бедра. От боли снова потекли слезы — смешно, но Вадик успел забыть — когда он плакал в последний раз, до того, как попал сюда.