Потерянное поколение

Родив на свет двоих сыновей-погодков, пришлось распрощаться с мечтой о дочери. Никакие уверения мужа, что третья будет дочь, не убедили женщину.

– Ты можешь производить только себе подобных, никакой фантазии! У одноклеточное!

Не сказать, что Люба не любила своих сыночков, свою плоть и кровь, она их обожала. Но как приласкать, просто обнять, прижать к себе, если братья, чуть ли не с рождения второго, не могли поделить места под солнцем. Минимум как три года, Жене исполнилось шесть, Толе соответственно семь , в доме Щегловых продолжалась непримиримая битва двух «титанов», с постоянным вмешательством третьего, в лице мамы, которая без разбору (поди, разберись!) щедрой рукой оделяла подзатыльниками того и другого, стараясь здесь быть справедливой, обоим поровну, даже считала, сколько одному, столько и другому.

– За что наказание!?– Взывала к небесам женщина, и к мужу,– хоть бы ты повлиял!

– Эй, вы там! Ну-ка, тихо!– Считая, что отцовский долг на этом исполнен, Николай возвращался к делам по хозяйству, которых невпроворот.

– Тьфу!

Лишь уложив своих отпрысков в кровати, дождавшись пока уснут, давала волю материнским чувствам. Люба могла часами, невзирая на усталость, при свете ночника, сидеть упершись подбородком в ладонь, и смотреть на спящих сыновей, изредка поправляя то на одном, то на другом одеяло, едва касаясь губами, целовала головы спящих детей.

– Какие красивые,– шепотом говорила вошедшему мужу,– век бы сидела.

– Наши,– соглашался Николай, присаживаясь рядом с супругой,– я там это…

Вот так, шепотом решали те или иные житейские вопросы, куда потратить деньги, жаловались друг другу, Будда совсем измучил со своими бумагами, а рук-то только две а не сто, да и завгар, еще та скотина, если машина новая, так ее обязательно надо угробить, надо-то, всего один день, на ТО.

Незаметное семейное счастье. Замечаешь, только когда потеряешь.

Приезд Фаины с дочерью восприняли приветливо, с пониманием. За две недели проживания, пока белили красили, ремонтировали новое для приезжих жилье, все семейство Щегловых очень привязалось к ним, они стали родными, особенно к Тамаре. У братьев даже случилось нечто, вроде перемирия. Мало того что не дрались, еще и великодушно уступив свою комнату гостям, спали вдвоем на одном диване, в зале. Особенно нравилось, когда Тамара читала им вслух интересные, привезенные с собой, книги. Да и вообще, такая красивая, только худющая. В связи с нервным срывом, у девочки совсем пропал аппетит. Матери стоило больших трудов, чтоб хоть что-то съела, хоть что-то запихать в тающую на глазах дочку. При встрече на вокзале, шокированная видом Тамары, Люба схватила, прижала к себе девочку, украдкой смахивая с ресниц так не нужные в это время, слезы. Такая страшная перемена в девочке. Больше любых слов, поразило то безжизненное равнодушие с каким девушка воспринимала ее объятия, словно не человека, а куклу. Последний раз, Люба видела Тамару два года назад, когда проездом побывала в гостях у подруги.

Искренне любя, за те дни под одной крышей, она, в общем, не особо любившая гостей, так привязалась к Тамаре, что где-то в глубине души, не хотела, чтоб Фаина переехала в купленный, еще до их приезда, домик.

«Надо-же, отпустила девченку. Хватило ума, где-то умная, а где дура-дурой.»– Мнительной Любе полезли в голову страшные картины.

– Вот что Фай, бери путевки, и дуй домой! Если Томка не пришла, бегом ко мне, искать поедем. Если пришла, дома поработаешь, не приходи. Если что, скажу зуб у тебя болит, поняла?

Ушедшая было тревога за дочь, снова охватила женщину. Быстренько собрав бумаги, чуть-ли не вприпрыжку понеслась домой. К счастью, уже на подходе к дому увидела бредущую навстречу Тамару.

– Мам, смотри!– еще не дойдя, дочка потрясла нанизанной на алюминиевую проволоку рыбой. Два пескаря свалились на землю, порвались тонкие жабры,– А, черт!

Не замечая, что чертыхается как Санька, бросив на дорогу курточку подобрала рыбешек.

– А, черт,– обе руки оказались заняты. Не раздумывая долго девушка нога об ногу сняла обувку, подцепила с земли куртку и, прогнувшись через спину положила себе на плечо, обулась. Подглядывающая, сквозь щель в заборе, баба Катя офонарела.

Ладно бы, где на арене, а тут так, между делом!

– Мам, это я сама! Я поймала!

– Ты чего чертыхаешься?!– счастливо улыбаясь, поинтересовалась мать.

– Мам, ты даже не представляешь, как здорово на рыбалке! Там такой восход! Туман

такой над речкой, я купалась, вода теплая-теплая! И мальчишки купались…

– Пойдем домой, говорунья моя,– радуясь за дочь, Фаина с благодарностью вспомнила об Аклиме Тынысовне,– что мы на улице.

Еще какое-то время, мелодичным голосом полнила небольшой домик; какие мальчишки (семь богатырей!), и что, ухи вчера обожралась, а Саша, небольшая пауза, в общем, и Саша, они все, такие зыконские…

– Какие-какие? Ты где таких слов нахваталась?

– Ма-а-м! А Леший! Он самый лучший!.. Кроме конечно..,– и, затихла.

Подождав немного, Фаина заглянула в залик, дочь спала.