Потерянное сердце

— Я знала, что нужно достать ей еду, а у меня не было денег, поэтому привела ее в местную церковь и оставила там, чтобы самой попытаться выяснить, что делать дальше.

— Почему ты просто не позвонила в полицию? Вы были всего лишь невинными детьми.

Я не понимаю.

— Я боялась, что нас разлучат. Нас бы отдали в какой-нибудь приют. Она была так напугана, и я не могла так с ней поступить. Моя сестра была всем, что у меня осталось, и никто не мог отнять ее у меня.

Тори притягивает колени к груди, обнимает их и продолжает плакать.

Думаю, я кое-что понимаю. Она привела свою сестру в церковь. Но тогда как она умерла?

— А потом?

Тори смотрит на меня в течение долгой минуты, словно вспоминает, складывает кусочки в своей голове.

— Она плакала на ступенях церкви, звала меня. Она была в своей любимой пижаме с котятами, с растрепанными волосами. Я пыталась их пригладить, но она была слишком беспокойная. — Она смотрит на меня широко открытыми глазами и продолжает: — Она тянула ко мне руки, когда я переходила улицу. Я хотела украсть еду из местного магазина, и не хотела, чтобы она была причастна к чему-то такому.

Она замолкает, взгляд становится пустым и потерянным.

— Тори?

— Она побежала за мной. Я просила ее не делать этого. Я видела, как она бежала по дороге, и как к ней неслась машина. Было темно. Последнее, что я слышала, это ее крик, а затем стало очень тихо. — Тори шумно и тяжело дышит. — Я должна была позаботиться о ней, ЭйДжей. У нее была только я. Ты знаешь, каково это — видеть на земле раздавленного ребенка после того, как его сбила машина?

— Тори, остановись. — Я не смогу этого вынести. Не думаю, что смогу.

— Я побежала к ней. Упала на нее сверху, сжимая то, что осталось целым — то, что осталось от нее, и этого было не так много. Я не могу выкинуть это из головы, ЭйДжей. Она была такой красивой, идеальной и самой милой маленькой девочкой, в отличие от меня. Это должна была быть я. Я заставила свою мать покончить с собой, а потом... я была так глупа, что убила свою младшую сестру.

Она перестает говорить, а я, кажется, перестаю дышать.

Тори вытягивает руки и отталкивает меня на кровать, бежит в ванную, и я слышу, как ее сильно рвет.

Я дрожу так сильно, как никогда в своей жизни. Медленно встаю с кровати и иду мимо ванной, где Тори все еще рвет. Разум затуманен историей, которую я только что услышал. Я бегу вниз к Гэвину, который все еще играет с игрушкой, сидя на высоком стульчике. Я поднимаю его и крепко прижимаю к себе, не зная, что делать. Из ванной доносятся крики, и я слышу стук, а затем звук, похожий на стук флакончиков с таблетками, падающих в раковину. Господи, все заново. Я смотрю на Гэвина в течение долгой секунды, отчаянно желая, чтобы он этого не слышал. Надеюсь, он не сможет вспомнить такое раннее детство. Я понимаю, что должен унести его из дома, но боюсь того, что Тори сделает с собой, если уйду.

— Дружочек, — шепчу я, — я пойду, проверю мамочку. Сейчас вернусь.

Заставляю себя улыбнуться, чтобы он знал, что все в порядке, потому что он выглядит напуганным. Возможно, он не понимает, что происходит, но знает, что что-то не так.

Взбегаю по лестнице к ванной и вижу, как Тори молча наполняет ванну.

— Пожалуйста, уходи, — говорит она. Ее голос звучит ровно, но в раковине лежит полдюжины флаконов таблеток.

— Что ты делаешь, Тори? — спрашиваю я, сохраняя свой голос спокойным.

— ЭйДжей, если ты любишь меня, как говоришь, ты уйдешь из дома прямо сейчас. Возьми Гэвина и уходи.

— Я забираю таблетки, — говорю я ей.

Прищурившись, она смотрит на меня.

— Отлично, вон! — Тори со всей силы толкает меня.

Шок от того, что она толкнула меня, вынуждает сделать шаг назад и вылететь в коридор. Она хлопает дверью перед моим лицом и запирается.

Бью кулаком по дереву и слышу еще больше треска и ударов изнутри. Понятия не имею, что, черт возьми, она может делать.

Забираю таблетки, оставляя Тори в ванной наверху, хватаю Гэвина и ухожу. Оказавшись в машине, я звоню 911. Я говорю им, что это срочно, ради Тори. Говорю им, что для того, чтобы ванна наполнилась, требуется ровно семь минут, и что, как только это произойдет, у них останется всего пара минут, чтобы помешать моей жене покончить с собой. Это если она не решит убить себя током. Ужасно, но за прошлый год я научился учитывать каждый возможный метод самоубийства. Я чувствовал, что должен быть на шаг впереди Тори. Возможно, она выглядела хорошо и чувствовала себя лучше с тех пор, но я не терял бдительности и не доверял ей. Я был уверен, что она достаточно здорова, чтобы заботиться о Гэвине — так мне сказал доктор по окончании курса реабилитации. Тем не менее, я не спускаю глаз с дома, когда она одна с Гэвином. Наши соседи знают о ситуации, и они по очереди заглядывают, пока меня нет, прикрываясь дружеским визитом.

Я все еще сижу в машине, размышляя о том, что правильно и неправильно, и что, черт возьми, делать, как из дома, крича и плача, выбегает Тори. Она останавливается у машины и хлопает по окну ладонями.