Потерянное сердце

Проезжая через центр города, где мы сегодня обедали, я вижу, как из небольшого кинотеатра выходят люди. На противоположной стороне улицы стоит толпа, в беседке играет музыка. Это маленький городок, так что надеюсь, что смогу их заметить, но вообще-то, они могут быть где угодно. И потому мне чертовски везет, когда я ловлю из толпы зевак возле музыканта лицо Эвер. Кэмми обнимает ее за плечи, а вторую руку прижимает к груди, словно прячет от холода.

Нахожу место для парковки на обочине дороги и бегу через дорогу к ним. Эвер не говорит Кэмми, что видит меня. Она просто улыбается, когда я приближаюсь. Я стаскиваю с себя куртку, чувствуя, как холодна ночь. Настоящее дыхание зимы.

Когда я накидываю куртку на плечи Кэмми, она мгновенно поворачивается ко мне лицом. Ее глаза покраснели, я вижу это даже в темноте парка. Соленые дорожки слез пересекают щеки, и мне не нужно спрашивать, что случилось, потому что я уже знаю.

— Ты выглядишь так, будто тебя нужно обнять, — говорю я ей.

Она едва слышно смеется.

— Я бы сказала, что сегодня после обеда в объятьях нуждался ты. — Она понятия не имеет, как сильно мне сейчас нужно ее обнять. Я хочу притвориться, что половины сегодняшнего дня не было.

— Вы всегда были такими отстойными? — спрашивает Эвер, закатывая глаза и улыбаясь.

— Всегда, — говорю я ей.

Я обнимаю Кэмми и притягиваю к себе, чувствуя, как холод покидает мое тело. Кладу свой подбородок на ее голову и прижимаю ее к себе. Горло сжимается, в животе скручивается узел. Старые воспоминания омывают меня, как теплый весенний ливень. Я обнимаю ее, и будто бы все как раньше; словно и не прошло столько времени. Я забыл, как идеально она подходит мне, как наша разница в росте делает нас идеальными кусочками пазла. Голова Кэмми упирается мне грудь, кончики пальцев касаются моей спины.

Эвер рычит на нас, и я рычу в ответ. Она выглядит немного удивленной, но я не собираюсь потакать ей в этом... в основном потому, что определенно буду потакать ей во всем другом. Прекратив, она делает шаг вперед и поворачивается спиной к нашей демонстрации дружеской привязанности. Привязанность. Я знаю, что это неправильно, но в то же время чертовски правильно, и это именно то, что мне нужно после всего, что произошло сегодня.

— Я так старалась перестать думать о тебе, — шепчет Кэмми. — Мне понадобились годы, чтобы выкинуть тебя из головы.

— Почему ты тогда не вернулась? — спрашиваю я. Я бы с радостью побежал за ней хоть на край света, если бы она только позволила мне, но она не отвечала на мои звонки, и в конце концов мне пришлось принять намек — очень прозрачный намек.

— Я возвращалась, — вздыхает она. — Вообще-то, три раза.

— Что? — спрашиваю я, отстраняясь и поворачивая Кэмми так, чтобы взглянуть ей в глаза. — О чем ты?

— И каждый раз, когда приезжала сюда, я сначала заходила в дом твоих родителей и спрашивала, как у тебя дела. Каждый раз, когда мне говорили, что у тебя есть подруга или жена, я умоляла их не говорить, что заходила. Я не хотела появляться в твоей жизни, если ты уже счастлив.

Я хочу злиться на маму и папу, но не могу. Я ведь не дал им даже заподозрить, что исчезновение Кэмми из моей жизни причинит мне боль.

— Счастлив? — переспрашиваю я.

— Я думала, раз у тебя кто-то есть, ты счастлив, — объясняет она.

Не могу сдержать рвущийся наружу смешок.

— Кэм, я никогда не был счастлив так, как был с тобой, пусть это и глупо, ведь тогда мы были совсем юными.

Она опускает взгляд.

— Это не смешно, — бормочет она. — Я всегда чувствовала то же самое. Когда я увидела у порога Эвер, второй мыслью, которая пришла мне в голову, было то, что у меня наконец есть повод увидеть тебя, и, возможно, нарушить ту идиллию, в которой ты живешь. Это было эгоистично, но…

— Это не было эгоистично. Я не могу сказать тебе, как счастлив, что ты прервала то, что считаешь идиллией.

Кэмми снова обнимает меня, ее голова снова у меня под подбородком — где и должна быть.

— Каспер этого не хочет, — тихо говорит она. — Это не было частью его плана.

— Я знаю. Я только что из твоего номера. Он когда-нибудь причинял тебе боль?

Кэмми отстраняется и скрещивает руки на груди, создавая между нами пространство.

— Нет, он никогда не причинял мне вреда. Физически.

«Жалкий мудак», — резюмирую я.

— Уже поздно, но я не знаю, во сколько обычно ложатся тринадцатилетние дети, и вообще, где вы планировали провести ночь?

— Ну, — вздыхает она, убрав за ухо прядь волос, — честно говоря, я еще не знаю. Наверное, не самое лучшее начало материнства.

— У тебя отлично получается, — говорю я ей.

— Не знаю, — вздыхает она с улыбкой.

— Эвер, эта женщина — просто безумие.

Мое внимание приковано к скрипачке, которая просто отжигает. Я никогда не слышал раньше такой игры. Скрипачка играет современную музыку, но очень необычно. Эвер просто зачарована.

— Ты знаешь ее?

— Это Линдси Стирлинг (Примеч. известная американская скрипачка и танцовщица), — отвечает Эвер, не отрывая от нее взгляда. — Она самая талантливая скрипачка из всех, что я слышала.